Все, что он снимает, тут же становится резонансным и обсуждаемым. Да и его высказывания всегда провоцируют споры. Резкий, дерзкий, неудобный — как и все его фильмы… Вероятно, именно благодаря этим качествам он и признан одним из влиятельных киноресурсов «народным режиссером».
Юрий Быкoв ворвался в наше кино 15 лет назад. Его фильм «Жить» сразу обнаружил почерк человека, умеющего работать с жанрами. «Майор» покорил остротой сюжета и нервом не только российского зрителя — проект показывался в одной из внеконкусрных програм Каннского фестиваля и заинтересовал Netflix, который взялся за адаптацию этого фильма. Сейчас в онлайн-кинотеатрах Okko и START гремят его «Лихие». Обсуждений проекта в Сети много, люди спорят и высказывают разные точки зрения. Мы решили поговорить с режиссером о самых резонасных сценах, о референсах, отношении к 90-м и многом другом.
— Юра, твой сериал, вышедший в онлайн-кинотеатрах Okko и START, уже стал явлением, его обсуждают. И все-таки, как тебе кажется, выход «Слова пацана» и его невероятный успех помешали «Лихим»?
— Это надо спрашивать у продюсеров. Я никогда не слежу за успехом. Профдеформация авторского режиссера, у которого не бывает широкого проката и аудитории (Смеется). Если успех и случался в моей жизни, то тогда, когда он мне уже был не нужен. Мне важно, как я сам оцениваю проделанную работу. Фильм «Лихие» получился. Это я понял на премьере и по внутреннему ощущению, и по реакции зрителя.
Я начал проект чуть раньше, чем стали делать «Слово пацана», поэтому ни о какой конкуренции не думал. Элементарно не знал о существовании проекта Першина. Автор «Лихих» Олег Маловичко и продюсер Иван Самохвалов сначала хотели 8 серий, но потом было принято решение, что будет 16, поэтому мы остановили подготовительный процесс, переформатировали проект — все это растянулось на два года, и наш сериал вышел позже.
— Как ты, кстати, оцениваешь творение Андрея Першина-Жоры Крыжовникова?
— «Слово пацана» — явление такого уровня успешности, какого не было и теперь, видимо, уже не будет. Я просто не представляю, что должно произойти, чтобы в ближайшие десять лет появился такой же популярный проект. Мне он понравился меньше, чем картина Андрея, которую я посмотрел взахлеб, — «Звоните ДиКаприо». Этот сериал — гениальный, мой самый любимый из российских.
«Слово пацана» зашел всем, потому что это бесхитростная история про любовь, юность и верность в очень простом и талантливом поп-оформлении — как «Горько!». Но главное — простой смысл. В картине есть эпизод, где героиня Красовской говорит герою Рузиля Минекаева: «Во что вы верите?», а он отвечает: «А вы во что верите? В Ленина? Мы хотя бы своих защищаем». Парень искренне верит, что умрет за свою женщину, мать, друга. И это очень привлекательная фактура для простого человека. Как в «Крестном отце», например.
Кого мы полюбим — человека, который верит в идею, пусть даже благородную, или того, кто защитит нас даже ценой своей жизни? Люди любят тех, кто любит их. Но, помнится, у Розова в пьесе «В поисках радости» мать говорит сыну, который токсично влюблен в дурную женщину: «Я не знаю, чего больше сделано ради любви, — мерзостей или хороших дел. Мерзостей, наверное, больше». Любовь — природная данность. В ней нет морали. А единственное, что отличает человека от животного, — это принципы.
Юрий Быкoв на премьере сериала «Лихие»
— В итоге ты взялся за эту тему тоже ради того, чтобы развить мысль про любовь и принципы?
— Я взялся, потому что меня привлекла идея разрушения семьи, и я знаю, что такое 90-ые.
— Откуда?
— Я родился в рабочем поселке в 1981 году. Мне лично бутылка шампанского прилетала в голову от местных бандитов, когда я работал оператором дискотеки в ДК. Стрелки, драки и разборки происходили на моих глазах. В моем подъезде даже убили одного важного авторитета или «автора» (как часто говорят в «Слово пацана»). 90-е — время, в которое я бы не хотел вернуться. Беспредел, нищета, «кто сильнее — тот и прав».
— Я тоже: помню и автоматные очереди за окном, и то, как к отцу и его коллегам, работающим в поликлинике, приходила «крыша» и обкладывала данью.
— А я помню, как нищего работягу могли поставить на счетчик за то, что он случайно облокотился на капот мерседеса местного бандита… Я сейчас смотрю «Комбинацию». Любимый мной режиссер Никита Власов снял историю про 90-е. Еще был прекрасный сериал «Мир. Дружба. Жвачка» Аксенова — тоже про 90-е. Классные работы, но веселые. Похожие на цветную олимпийку, в которую одеты большинство персонажей этих сериалов. Такой взгляд на ту реальность имеет право быть, но правда в том, что это было прекрасное время для хищников и ужасное для простых людей. Абсолютно пещерное время с такими же правилами жизни. Поэтому «Лихие» — это картина, в которой вы не найдете никакой романтизации той эпохи, потому что я к ней так не отношусь.
Один из героев фильма — Джем, известный и реальный вор в законе — практически организовал отдельную страну на Дальнем Востоке, где он был царем. Туда даже из центра сунуться не могли. В общем, отвечая на вопрос, зачем я снял эту историю, говорю прямо: мне предложили очень приличный материл про разрушение семьи на фоне разрушения страны, про то, как отец, не моргнув глазом, использует десятилетнего сына, чтобы убивать людей. И я считаю, что именно это — камертон 90-х.
Кадр из сериала «Лихие»
— А ты себя не обокрал? Жора Крыжовников создал в «Слове пацана» по сути вселенную — все эти шапки-ушанки, куртки, танец, лексика, музыка, породившие кучу мемов… У тебя же снято все со звериной серьезностью.
— Я сразу спросил продюсеров, какие у них амбиции. Они сказали, что хотят делать не поп-проект, а жесткую, черную, правдивую драму. Это как раз мой формат, если вы смотрели фильм «Майор». Получить возможность сделать «чеснок» на 16 серий без обязанности понравиться широкому зрителю — просто сказка, а не предложение.
— Я как раз подводила к тому, чтобы сказать тебе спасибо за то, что в «Лихих» у тебя герои необаятельные, ты их не романтизируешь. Потому что они подонки и преступники, и я не хочу, чтобы меня художественными приемами, как в «Слове пацана», заставляли им сочувствовать. Так быть не должно.
— Я не считаю, что они подонки, я считаю, что они люди, рядом с которыми неуютно или даже страшно, особенно людям слабым и тонким. Лично мое отношение к тем, кто идет по головам, убивает, мое личное травоядно-мещанское отношение, — негативное, но я не могу отрицать того, что те, кого мы называем бандитами из 90-х, были волевыми, крайне харизматичными, смелыми, отчаянными и уверенными в себе людьми. Я отдаю им должное за то, что они прожили жизнь так, как хотели. Я не знаю ни одного бандита, который бы не нравился женщине, которая с ним была. На уровне биологии и природы с этими организмами все в порядке. Они — хищники. Просто мы вроде как не в джунглях живем. Мое уважение к этой породе сочетается с антипатией. Повторюсь, я делаю героев такими, какими видел их в реальной жизни, а они были хищниками. И симпатии у меня к ним нет. Только уважение за последовательность.
— Скажи, а сколько вообще можно мусолить тему 90-х? Вот конкретно я не могу в это больше окунаться, физически этому сопротивляюсь — для моей семьи это крайне травматичный период. А вы, кинематографисты, словно испытываете нас на прочность — снимаете и снимаете о 90-х, скоро и «Дети перемен» выйдут. Разве уже не произошло осмысление этих лет?
— Есть очень простое решение: если тебе тяжело или не хочется — не смотри. Я всегда так делаю.
Юрий Быкoв. Фото Марии Снегиревой
— Не выйдет, я не пропускаю фильмы Быкoва.
— Ну, это тогда как в поговорке про «рыбку съесть и…». Прости (Смеется). Например, моя мама смотрела из моих фильмов только «Завод» — и то, потому что была на премьере. Она не фанат моих картин. И это нормально. Она растила меня одна, мы еле выживали, она 90-е не на экране видела — работала на молочной кухне, арматурщицей, котлочистом, хлебнула от отца — зачем ей проживать те эмоции, которые я транслирую на экран? Я ни одной беременной женщине никогда не посоветую ни один свой фильм. Поэтому еще раз — не хочешь смотреть про 90-е — не смотри. Смотри «Маленькая мисс Счастье» — прекрасный фильм про надежду. Я, честно, не понимаю проблемы. Наплюйте на то, что там этот Быкoв снимает, главное, чтобы вы качественно и комфортно проживали свою жизнь.
— Ну, это кокетство. Ты — индустриальное явление, сериал подается как главная драма года. Как не смотреть-то?
— Я не продюсер, мне не нужно на этом сериале зарабатывать. Я говорю от себя. И я повторяю: слесарь Подмышкин не обязан смотреть сериал «Лихие» ни по одному из законов Российской Федерации. У него проблемы с почками, сын пьет, жена умирает от рака — почему он должен смотреть «Лихие»? Потому что нечего смотреть что ли? Есть позитивные сериалы, типа «Я полюбила тебя снова». А если речь о критиках — вас в индустрии 200 человек. Ну потерпите, в конце концов, вы за это деньги получаете (Смеется).
Я обожаю фильм «Крестный отец», но когда смотрю финал, понимаю, что замечательный, прекрасный парень, герой войны, либерал, стал монстром из-за любви к отцу, потому что по сути — сицилиец и не может по-другому. И что я должен с этой мыслью делать, если я воздушный романтик с зелеными волосами, который продает криптовалюту на берегу океана в Таиланде? Зачем мне смотреть фильм «Крестный отец»? Чтобы понять, что мир устроен сложнее, чем мои умозрительные инфантильные представления о нем? Как это мне пригодится в моей вселенной, где все изи и френдли? (Смеется).
— Вот как ты о нас думаешь — «воздушные романтики», обобщаешь… Кстати, некоторые мои коллеги уже сравнили «Лихих» с «Крестным отцом». Хотя мне пришел на ум еще один референс — «Пророк» Жака Одияра.
— «Пророк» — хороший пример, я бесконечно люблю этот фильм. Но в данном случае «Крестный отец» ближе. Это самый честный фильм о том, что такое любовь. В «Лихих» отец предает сына, он втягивает мальчика, когда тот еще не способен различать плохое и хорошее, это есть даже в трейлере: «Ты меня таким сделал, я такой из-за тебя», — кричит сын, когда понимает, что стал отвратительным для самого себя.
Кадр из сериала «Лихие»
— У тебя в кадре титр «Основано на реальных событиях». Что из них реально?
— Реальные герои из жизни — Джем и Краб. Все остальные — вымышленные. А сюжет возник из интервью сына таежного охотника, а затем наемного убийцы, которому все равно было, кого убивать — медведей или людей. Эту статью прочитал наш автор сценария Олег Маловичко и рассказал Ивану Самохвалову, который пригласил меня на проект.
— Вот, кстати, о таежном охотнике, рассуди наш кинокритический спор. Павел Лиховцев сначала убивает медведя, потом корову, разоряет улей — вы так с Маловичко постепенно расчеловечиваете героя и подводите к мысли, что следующий шаг — убийство людей?
— Да нет тут никакой концепции (Смеется). Оставьте ваши милосердные, хипстерские толкования. Дикий лесной медведь пытается сожрать улей, лишив семью Лиховцевых достатка, — поэтому его убивают. Отец понимает, что больше не сможет продавать мед, потому что сахар стал дороже меда, которым кормят пчел, ему предлагают продать пасеку за бесценок, и он бросает в огонь эти ящики с ульями, чтобы они никому не достались. Корову убивают, потому что ее некуда девать, переезжая в город. И в сцене видно, что всем жаль корову. Бананы не растут в супермаркете, чтоб вы знали. Есть разные экосистемы, в которых другие люди живут не так, как мы привыкли в большом городе с курьерскими доставками. Лиховцевы — такая же часть природы в тайге, где они живут, как и медведь. Нет тут никакого расчеловечевания — есть правила жизни в этой точке пространства и времени. Вы еще спросите, почему аборигены в джунглях Амазонки друг друга едят.
— Ну а продать корову? Подарить соседу? Ты в курсе, что многих сильно покоробил эпизод с убийством животного? На премьере пара человек вышли из зала ровно на этом эпизоде.
— Я, может, открою вам тайну, но когда корова перестает доиться, ее пускают на мясо, если не слишком старая. А те, кто защищает животных, они не животных защищают, а свои инфантильные представления о жизни. Давайте сейчас закроем все фермы. Это же бесчеловечно — убивать животных, чтобы делать сосиски. Давайте завтра с утра все будем кушать сою. Я не самый нелиберальный человек, у меня демократичные представления о правде, свободе и ценности жизни, но вот эту умозрительную ерунду от диванных защитников человечности я точно не принимаю. Посмотрите «Сердце мира» Мещаниновой. Там в сцене, где герой бьет палкой экозащитников, все есть.
Кстати, есть такой замечательный сериал «Йеллоустоун» с Кевином Костнером. Там девушка приковывает себя цепями, выступая против поедания мяса и выделывания шкур. Костнер — крупный фермер — ее спрашивает: «А что вы едите?». Она отвечает: «Киноа». Он ей на это говорят: «А вы знаете, сколько надо убить червей, мышей и полевых грызунов, чтобы посадить и вырастить киноа?». Так что хватит уже. Без жертв жизнь не может происходить. Как говорил Чехов: «Дело не в оптимизме или пессимизме, а в том, что у 99 из ста нет ума». Чтобы жить, человек должен есть, и неважно что — киноа или мясо. Есть пищевая цепочка, и не надо к этому относиться как к убийству. Это — часть жизни.
Юрий Быкoв. Фото Марии Снегиревой
— Почему обязательно всей семье было смотреть, как отец убивает корову?
— Они — деревенские жители, они так с ней прощаются. А как индейцы убивали дичь? Убивали и просили прощения. Это ритуал и дань уважения — кормилице.
В урбании часто такие инфантильные представления о жизни, что это начинает уже раздражать. Чтобы построить дорогу в степи, электростанцию Рязанская ГРЭС, рядом с которой я родился и вырос, вообще — создать что-то большое, — без титанических усилий не обойтись. Чтобы возникла Вселенная, должен произойти взрыв ужасающих масштабов, чтобы образовалась Солнечная система, должен гореть огненный шар, который потом неизбежно превратится в красного карлика, что не греет, а только притягивает невероятной массой, а потом еще и станет черной дырой, которую даже свет не может покинуть. Звучит ужасно, но это — жизненная неизбежность. А как роды происходят — рассказать? Процессы бытия позитивны, жестоки и трагичны одновременно. Абсолютного добра в природе не бывает. Это надо принять.
— Приведу еще одно мнение из Сети, которое тебя, возможно рассмешит, но явно не понравится: говорят, что Тарковский в «Андрее Рублеве» убил корову, и не любящий его Юра Быкoв сделал то же самое — теперь они сравнялись.
Юрий Быкoв. Фото Марии Снегиревой
— Ты всегда населяешь свой киномир брутальными героями, но это не вполне рифмуется с нынешней реальностью. Сейчас время мужчин, расстраивающихся из-за рафа не на кокосовом молоке. Выходит, ты снимаешь несовременное кино.
— Я с такими людьми не общаюсь, мы живем в разных вселенных. Это как если бы ты спросила меня про папуасов в Африке, которые едят тараканов, — ну и пусть едят. Мне кажется, те, о ком ты говоришь — инфантилы, особенно когда рассуждают о том, что насилие — это всегда зло.
— Но ты же сам говоришь, что твой фильм о том, что насилие порождает насилие.
— Совершенно верно. И главное — о том, что защищать то, что ты любишь, и зарабатывать на убийстве — это необязательно сопутствующие вещи. На премьере «Лихих» я со сцены сказал, что без любви ничто не имеет значения. Но… Бонни и Клайд друг друга любили? Правда? Майкл Корлеоне любит отца? Любовь зла… Поэтому нужен разум, который разделяет любовь и человечность.
— Давай поговорим о кастинге. Куда пропал из твоих фильмов Денис Шведов? Вы поссорились?
— Нет, вчера на мотоциклах катались. Будут новые фильмы — будут и новые роли. Что за явление — считать, что я помешан на Шведове? Это ж глупость. Артист несколько раз попал в персонажа. Только и всего. Дело не в Шведове, а в том, какой мне нужен герой.
Денис Шведов на премьере «Лихих»
— У тебя столько актеров занято… Целый Филипп Янковский… Трудно было согласовывать графики, организовывать таких разных по характеру людей?
— Нет, все приезжали вовремя, были очень сосредоточены. Я получил огромное удовольствие от работы со всеми артистами. Просто был праздник работы режиссера с актерами.
— А почему снова Дмитрий Куличков и Кирилл Полухин?
— Потому что я не хотел долго думать (Смеется). Дима и Кирилл всегда сыграют отличных бандосов. Ну а почему Балабанов снимал одних и тех же актеров? Вот кого я на самом деле не хотел снимать, так это Артема Быстрова — не верил, что он может быть отрицательным персонажем. Но оказалось, он очень сильно развил диапазон. И он, и Саша Голубев, и Лена Николаева — бриллианты в актерском ансамбле. Да, все несколько отрицательные, но в «Лихих» на самом деле только один положительный персонаж.
— Кто?
— Герой Саввы Кудряшова, Егора Кенжаметова и Евгения Ткачука — Женя. Он любит и отца, и мать, и свою девушку — героиню невероятно талантливой Ани Завтур — он мучается в отношениях с ними, но готов за них убить.
Филипп Янковский в сериале «Лихие»
— Ну, так себе оправдание.
— У него нет других критериев любви. Он не умеет красиво ухаживать, читать стихи, дарить цветы. Он умеет только драться. Вот, возвращаясь к вопросу про расчеловечивание. Это же современный термин.
— На войне???
— А в чем разница. Хабаровск в 90-ые — это война. Мир, может, и меняется, но меняются ли законы выживания? Думаю, нет. А уж если говорить о способах защиты объекта любви — разве тут есть ограничения? Кто скажет любимой женщине: «Я тебя люблю, но если случится ситуация, где тебе будет угрожать опасность, — на убийство все равно не пойду». Это же даже звучит нелепо.
Я не радикал, но все эти разговоры о том, что человек — тот, кто не способен убить человека, — чушь собачья. Если моей матери будут угрожать, я лично голову оторву, разговаривать не буду. И ты убьешь ради своего ребенка. Все разговоры о других вариантах — пустословие. Жизнь — прежде всего биология.
— Герой Кенжаметова ищет спасения в религии. Это важная для тебя краска?
— Я человек не религиозный, скорее агностик, но искренне верующих уважаю. Каждому нужен внутренний заступник и ангел-хранитель. Герой Кенжатова просто пытается слишком топорно верить: помолись — и тебе простятся грехи. Почти контракт. Он очень поздно понимает, что так не работает. Религия ни от чего не спасает, если у тебя с ней деловые отношения.
— И ты как всегда не оставляешь надежды, хотя бы зацепку, что вера спасает от саморазрушения?
— По большому счету ты должен просто принять себя сам. А от саморазрушения спасает только любовь.
— А что есть Бог? Он и есть любовь.
— Я не знаю. Не видел его и не говорил с ним. Просто чувствую, что тянуться надо к свету, а не к темноте.
Кадр из сериала «Лихие»
— Ты вообще следишь, как сериал «Лихие» обсуждается критиками и зрителями? Что ты — как человек ранимый и рефлексирующий — сейчас испытываешь?
— Мне не очень приятно, когда мне говорят, что я рефлексирующий и ранимый человек. У меня достаточно логичное отношение ко всему, что делаю, и я не пониманию, почему это оценивается как рефлексия и ранимость. Просто потому, что принято делать вид и врать, что у тебя все хорошо, чтобы не подумали, что ты — слабый? По-моему, это глупость.
— Вероятно, это пошло с ситуации со «Спящими», когда ты очень бурно отреагировал на критику определенных журналистов, удалился из соцсети и сказал, что больше не будешь снимать.
— История со «Спящими» — про трусость, а не про рефлексию. «Спящие» — это никакая не реакция тонкого рефлексирующего человека, а обыкновенная трусость. Надо было держать удар, ты же понимал, во что ты ввязываешься. Почему «Слово пацана» — самый популярный сериал в России? Потому что там озвучивается важная мысль: если ты с пацанами вписываешься во что-то, держи удар до конца, а не оправдывайся, чтобы выглядеть красивым, хорошим и пушистым — потому что ты им не будешь.
— Можно было просто промолчать — никак не реагировать, как сделали многие.
— Можно было просто промолчать, можно было сказать: я знаю, что и с кем делаю. Во всяком случае, я из этой истории уроки извлек.
Юрий Быкoв. Фото Марии Снегиревой
— Да, я читала, как ты одному моему коллеге сказал, что теперь у тебя среди журналистов друзей не будет.
— Я сказал, что задача журналистов — спровоцировать, раскрутить меня на скандал. И это нормальная задача профессионального журналиста. На это не нужно злиться, это просто нужно понимать. А что, не так?
— Ну вот я пытаюсь тебя раскрыть, а не спровоцировать.
— Не спорю. Все может быть. Хотя спустя 15 лет карьеры — чего меня раскрывать? Я уже как на ладони. Важнее — другое. Помнишь фильм Бортко «Единожды солгав», затрагивающий тему бульдозерной выставки, где Беляев играет художника-конформиста? У них там спор с героем Кузнецова — нищим, но честным художником, который спрашивает своего зажравшегося друга: «Чего ты хочешь от жизни?" — «Ну как чего — денег, славы — я же талантливый художник". — «Выходит, что ты совсем не художник. Потому что ты можешь и так, и эдак, а художник может только так, как может». Кому больше дано, с того больше и спросится, поэтому рефлексия присуща тем людям, которые понимают, что они масштабные. У них рука не поднимется сделать что-то ради выгоды и славы, а не искусства. Вот это настоящие художники. Все остальные — конформисты, как и я. И в этом нет ничего зазорного. Просто надо честно признаться себе, что ты не Шаламов, и быть тем, кто ты есть. В общем, я — сложный, но не тонкий.
— Мне кажется, та история вообще случилась потому, что все хотели тебя заполучить в свой лагерь — одни в один, другие — в другой.
— Не-не-не… Никто меня ни в какой лагерь не хотел. Это делается по-другому. Эта история перемалывается бесконечно, и что бы я ни снял, все равно возвращаются к «Спящим». Поэтому все просто хотели хайпа. Да и сейчас хотят. Даже ты это вспомнила не для того, чтобы меня раскрыть, а потому что это хайповая история.
— Давай вернемся к теме откликов на «Лихие». Их много, они разные, одни восхищаются твоим умением создавать объемных персонажей и спрессовывать сюжет, другим не нравится жесткость в кадре.
— Мне абсолютно все равно, что говорят.
Юрий Быкoв на съемках «Лихих»
— Все равно — от того, что это не твой авторский проект и ты здесь нанятый режиссер?
— Нет, потому что я повзрослел. И главное, что я сам думаю. Ну, если тебе важно, что про тебя говорят извне, значит, у тебя нет собственной внутренней опоры. Есть три простых критерия важности того, что о тебе говорят, — если в результате этих пересудов: 1. Ты потеряешь тех, кого любишь. 2. Ты потеряешь работу — а значит, и способ существования. 3. Ты потеряешь самоуважение.
Мне кажется, что я про себя точно понимаю, где я г**но, где — нет. И чего я должен бояться? Мама от меня не отказалась, Мосафир не отказался, работу я не потерял, сам — доволен. Значит, все в порядке. Зачем что-то читать про себя? В какой-то момент я понял, что если для тебя имеет значение чужое мнение — у тебя нет своего.
— Ты недавно обмолвился, что у тебя психологические проблемы, что мало способен чувствовать. Ты как-то с этим работаешь?
— Я занимаюсь терапией. Вот вы все говорите, что я тонкий и рефлексирующий человек, но оказывается, это не так. Специалисты мне сказали, что мои чувства крайне ограничены. У меня есть обостренное чувство справедливости.
Все думают, что любовь — это что-то хорошее или плохое, а любовь — это животное чувство — сделать для того, кого ты любишь, много хорошего и большого, но, повторюсь, Бонни и Клайд тоже друг друга любили и при этом убивали людей. Я людей не убиваю, наркотики не продаю, проституток не покупаю, детей не ем. И если я не эмпатичен — я хороший или плохой?
— Думаю, чувства тебе все равно знакомы, у тебя же есть круг людей, которых ты любишь?
— У меня есть люди, которые меня любят, а у меня это чувство развито хуже, чем у них. У меня по отношению к ним больше чувство долга и страх потери. Я головой понимаю, что нельзя их потерять. Поэтому контролирую свои поступки.
— Ты им делаешь, цитируя тебя, «много хорошего», потому что так принято?
— Потому что я не хочу остаться один. А что, если ты ограничен в эмоциях, помирать что ли? Надо просто действовать. Если ты не будешь уделять внимание женщине, например, она ведь в какой-то момент скажет: «Да пошел ты. Людей — 8 миллиардов, а я трачу время на тебя».
Есть хорошая поговорка: «Богу плевать на все твои достижения, он запустил Вселенную». Поэтому в какой-то момент ты понимаешь, что все твои регалии ничего не стоят, если твоя жизнь пуста в человеческом смысле. Есть художники, которые влюблены, счастливы, имеют детей, живут в гармонии с собой и создают прекрасные произведения искусства. И то, что так не можешь ты, не означает, что так не бывает.
Недавно меня спросили, в каком я лагере, а я ответил: «Я не умею элементарных базовых вещей — любить, например. Какой там лагерь?». Я научился только горлопанить о коррупции, о чиновниках, о бандитах, о справедливости, а ни одного конкретного человека в своей жизни я счастливым не сделал. Так что мне до «лагеря» как до «Пекина раком». Хотя осознание проблемы — это уже шаг вперед. Если бы у меня было семеро по лавкам или человек, который сказал бы «Юра, хватит болтать, пошли спать», я бы тебе этого всего сейчас не рассказывал (Смеется).
Юрий Быкoва. Фото Марии Снегиревой
— Но ты хочешь, чтобы семеро по лавкам было?
— Я пока не знаю, чего хочу, может, я буду и один жить всю жизнь. Это не страшно. Главное — по-честному и в гармонии с собой. Дима Марков, покойный, говорил, что справедливость — территория дьявола. Потому что она нарушает природу вещей, в природу не заложено хорошего и плохого, в природу заложены только любовь, ненависть и равнодушие.
Мне почему еще плевать, что про меня говорят? Потому что мне важно, что я сам про себя думаю. Вот все хвалят мои фильмы, а я сам их не люблю, например. Такое же может быть? И буду ли я счастлив от признания в таком случае? Это как прийти в ресторан с красивой женщиной, она нравится всем, а ты давно хочешь развестись или даже задушить ее, потому что она тебя раздражает. Какой тебе прок от того, что все вокруг говорят, что она офигенная?
— А тебя в детстве не любили?
— Ну, по психологии получается, что так. Хотя, скорее не было возможности показать эту любовь полностью. Тяжелая была жизнь. Не до этого было.
— Долгая у тебя терапия?
— Только начал. А нужно годы работать. К сожалению, все есть тренировка. У кого-то от рождения есть правильная модель поведения и приоритетов. У кого-то же в 40 лет регалии, медали и погоны, а на самом деле — ничего. И когда Ларс фон Триер пишет в соцсети: «Девочки, я пью таблетки, у меня контролируемый алкоголизм, и если что, я еще не конченый мужчина и могу ходить на свидания» — я понимаю, что меня ждет, если я «не выну голову из задницы».
— С другой стороны, психологические проблемы для художников — топливо и двигатель творчества.
— И кто с ним жить будет, с этим художником? Мучиться ради галочки, что ты близок к гению? Звучит патологично. Я не буду называть имя весьма популярного человека, но он очень изменился, пройдя терапию. И я его как-то спросил: «Ты бы мог уйти из профессии, если бы она стала токсичной?». Он ответил: «Все возможно. Главное — не профессия, а качество жизни».
— А ты сам смог бы чем-то другим заниматься?
— Надо пробовать. Не скажу точно. Но у меня и так четыре профессии. Может, и смогу. Помнишь смешную историю, когда я написал в соцсети, что ищу светлую двушку с хорошей аурой в центре Москвы? Мне тут же стали строчить мемы: «Режиссер, который снимает русскую хтонь, ментов и проституток, ищет светлую двушку с хорошей аурой в центре Москвы». На самом деле шутка смешная, но я все-таки жестко отреагировал: «А вы не обалдели? Я что, особняк на Патриках хочу?! Мне просто нужна нормальная квартира для жизни. Я за сорок лет нахлебался и много сделал, почему я не имею право жить нормально?». Если ты внутренне неспокоен, значит, ты некачественно живешь свою жизнь. И наличие и отсутствие таланта тут ни при чем. Да, есть судьба Хемингуэя, а есть судьба Набокова. Есть сумасшедший Ларс фон Триер, а есть не менее глубокий, но благополучный Ханеке. Неизбежно возникает вопрос: зачем жить некачественную жизнь? Не кайфуя, без ощущения удовольствия от окружающего пространства, общения с людьми. Ради памятника? Он мне нафиг не нужен, даже если на нем будет написано, что я самый гениальный режиссер. Жизнь одна — другой не будет. И после смерти ничего не будет. Вот и думайте.
Юрий Быкoв. Фото Марии Снегиревой
— Не выношу оценки, просто фиксирую парадокс: я вижу в киноиндустрии многих прокаченных психологами людей — умиротворенных, спокойных — но с пустыми, безжизненными глазами.
— По-твоему получается, что если человек не бегает с голой задницей и кочергой по улице и не кричит «Дайте мне смыслы» — он не художник? А может, он успокоился и спокойно растет, как дерево во дворе.
— Как дерево — в смысле как бревно? Равнодушно?
— А деревья внушают тебе равнодушие? Все художники должны, какВысоцкий, творить с надрывом и бегать по Климашкина в поисках дозы?
— Ну, как-то так получается, что качество творчества связано с жизнью на разрыв аорты. Высоцкий, Пушкин, Лермонтов… — те, которые «чую, с гибельным восторгом пропадаю», создавали все-таки нечто особенное.
— Для меня ключевое «пропадаю». Я не хочу пропадать. Если ты меня спросишь, хочу ли я прожить остаток жизни качественно — или хочу ли я быть режиссером, я выберу первое. Это как в фильме «Москва слезам не верит»: «Только никому не рассказывай, что, когда наверх заберешься, больше всего выть хочется». Я не хочу продавать себя, как художник, делая что-то заурядное, но и, если надо сойти с ума, чтобы добиться результата в искусстве, я этого делать не буду. Кстати, из Пушкина: «Не дай мне бог сойти с ума, уже легче посох и сума…»
Надо снимать фильмы о любви
— Что дальше? Сейчас ты заканчиваешь съемки сериала «Метод-3»?
— Осталось 30 смен.
— А потом?
— Мне еще год нужно зарабатывать, чтобы закрыть ипотеку и накопить подушку безопасности. Потом будет авторский проект.
— Ты готов, как с «Майором», снова рискнуть, вложить собственные 12 миллионов?
— Конечно, готов. Для меня деньги ничего не значат. Деньги — это не ценность, просто ресурс.
— Так про что мечтаешь снять?
— Самый важный внутренний вызов — снять о любви. Пора заканчивать с кровищей. Но для этого надо откопать ее внутри себя. А это процесс долгий и непростой.