В ночь на 15 апреля умер Александр Шалвович Пороховщиков.
Самоубийство супруги актера Александра Пороховщикова Ирины никого не оставило равнодушными. Простые люди, зрители присылают нам в редакцию проникновенные письма, пишут комментарии к материалам, обещают, что будут молиться о душе Ирины и выздоровлении Александра Шалвовича. И очень просят подробнее рассказать об Ирине и о том, как они жили с Пороховщиковым.
Идя на встречу просьбам читателей, мы решили опубликовать отрывки из интервью, которое нам дал Александр Пороховщиков в период, когда ничто не предвещало трагедии...
Итак, вы уже знаете, что познакомились Ирина и Александр в Театре имени Пушкина, в котором она служила помощником костюмера, он — актером. Разница в возрасте колоссальная — больше 20 лет, она — несовершеннолетняя. Он — красавец донжуан.
— В темноте увидел ручку, подающую мне костюм, — тонкую, изящную, и дорисовал себе образ. Влюбился, — вспоминал Александр Шалвович. — Положил на ладошку свою лапу, а она ручку не отдернула. Искра пробежала! Так по жизни и пошли вместе… Ирка меня потом часто дразнила: «Если бы я тогда знала, что за то, что у нас происходило, срок дают, ты только сейчас у меня из тюрьмы бы вышел». Но это она, конечно, шутила...
Их отношения обсуждала вся Москва. Женщиы, коих у Пороховщикова было великое множество, не оставляли в покое «победившую» конкурентку, распускали про нее грязные слухи.
— А к Ирке ничего не прилипало, — говорил Пороховщиков. — Мне-то было наплевать на всех, а за Ирку было больно. Уж так ее оскорбляли! Жизнь доказала: мы правы, а не они. Те, кто нас осуждал, по пять раз разводились, а мы счастливо живем не один десяток лет.
Для любой женщины одно из главных испытаний в супружеской жизни — это выстраивание отношений со свекровью. Ирине пришлось многое пережить. Ее суженый не скрывал, что главной женщиной для него останется мама. Когда Галины Александровны не стало, сын не смог смириться с потерей и даже всерьез подумывал о процедуре клонирования. Тогда многие посчитали, что Пороховщиков сошел с ума. А он продолжал шокировать откровениями, признавался мне в интервью:
— Я все время физически ощущаю присутствие мамы. В доме у нас кровать ее стоит, ровненько застеленная. Каждое утро проверяю — и вижу: покрывало смято, на нем продавлены очертания женского тела. Это Она приходит! Я мизинца своей мамы не стою. Такая красавица была! Галочка (я называл ее по имени) шла по улице, и ей вслед оборачивались не только мужчины, но и женщины. Она была такой доброты, чистоты! Я, маленький, держался за ее юбочку и прошел за ней, как хвостик, по жизни. Вся наша семья была репрессирована. Папа от нас ушел. Ну, понять его можно — тогда многим страшно было. А вот другой, Мишенька, отчим, появился в это же тревожное время и остался с нами. Это подвиг был. Я завещал, если со мной произойдет то, что положено, похоронить меня в ногах у своей матери, деда и бабки. Именно в ногах! И написать: «Я умер… О счастье! Родные, я с вами». Выше этого ничего нет. Все остальное — выборы, депутаты — это чушь собачья. Кто они такие? Если мне в семье плохо, если нет обожаемой моей женщины, то и государства нет.
Обожаемая женщина №2, то есть Ирочка, была всегда рядом.
— Я Ирке дал определение «сердечко на ножках»: она такая трепетная, ранимая, бесхитросная… Когда мама ушла из жизни, для меня свет померк. Я отношусь к тем людям, которым скучно жить на свете, если нет любимого человека. Ирка в этот момент уперлась мне в спину своими ручками. И я, как Антей, который уже припадал к земле, вдруг стал набираться сил, почувствовал такую опору. Эта малявка, Дюймовочка спасла меня. Она такая сильная, потому что бесконечно меня любит.
В их отношениях была непреходящая страстность.
— Не могу слышать, когда говорят: «Любовь приходит, потом наступает привязанность, вы вылечитесь от этой болезни…» Какая чушь! Больны те, кто не любят, — говорил Александр Шалвович. — Моя Ирка, маленькая такая, хрупкая, очень устает и вечером, сидя в кресле перед телевизором, засыпает. Я ее тихонечко беру на руки и качаю. Как ребенка.
Они очень хотели детей. Не случилось, не успели… Сейчас ходят слухи, что супруги планировали суррогатное материнство, на которое вроде бы согласилась их домработница… А ведь еще пару лет назад он твердил:
— У нас будут трое малышей. Мне цыганка нагадала, что я очень поздно стану отцом. Притом родятся трое. Первая девочка, потом два мальчика. Ирка будет замечательной мамой.
…Мы много говорили с Пороховщиковым о том, что такое настоящая любовь. У него был совершенно определенный, четкий взгляд:
— Любовь — это самопожертвование во имя другого человека. Все, что он любит, и я люблю. Все, что он ненавидит, и я ненавижу. С Иркой мы можем спорить, можем даже драться. Но мы с ней один организм.
…Роковые слова. Ира почувствовала, что их единый организм перестает жить, подумала, что муж, попавший в больницу, умирает. Поэтому и сотворила с собой такое. Самопожертвование как главный принцип жизни…
Конечно, Пороховщиков во многом слепил свою жены сам: взял ее юной, давал читать свои книжки, приучал к своей музыке… История Пигмалиона и Галатеи?
— Да, наверное, — говорил Александр Шалвович. — Я ее сам воспитал, она для меня и жена, и ребенок. В этом образе дочки даже чаще пребывает. Она, скажем, умеет готовить, но я испытываю такое счастье, когда готовлю для нее. Когда подметаю… Лишь бы моя девочка сидела у компьютера и… иногда целовала меня.
Как вообще можно было влюбиться в столь юное создание, в ребенка по сути?
У Александра был странный тест, которым он проверял женщин.
— Знаешь, бабы из-за меня даже дрались, — рассказывал мне Пороховщиков. — А у меня ведь биография какая? Дворянские корни, семья репрессированных… Я как-то одной своей женщине сказал: «А вот если за мной также придут ночью и арестуют, что ты станешь делать? Живым я не дамся, буду отстреливаться. А как ты себя поведешь?» В глазах возлюбленной появился испуг, она спросила: «Саша, ты что-то натворил? За тобой действительно могут прийти?!» Таким вот тестом я проверил многих своих женщин, реакция всегда была одна и та же, и я тотчас рвал отношения. А Иришка — юная, хрупкая, маленькая — первая отреагировала правильно. Когда я ее спросил: «Что ты будешь делать?», она весело заявила: «Я буду подавать тебе патроны!».
Вот так и стала подавать патроны. И он это оценил.
— Веришь, даже если возникают какие-то ситуации флирта, я ловлю себя на мысли: не могу предать Ирку. Хотя держусь с трудом. На каждом шагу соблазн. Приходится отбиваться от студенток, которые пристают: Александр Шалвович, хочу от вас ребенка. Как-то мама какой-то девочке звонила: я закрою глаза, если моя дочь родит от вас… Как мужчине мне это приятно. Но… Ирка все чувствует, мне везде мерещатся ее глаза. И какой бы я ходок ни был, у меня есть самодисциплина, которая поддерживается этой Дюймовочкой.
Ира, конечно, ревновала, переживала. Потом успокоилась.
— Она упрекала меня, что я на каждую юбку смотрю, а ей терпеливо объяснял, что смотрю и восхищаюсь каждой женщиной. Даже горбатой, — признавался Пороховщиков. — Потому что плохих женщин не бывает. Плохие мужчины бывают, а женщины — нет. В России — особенно. Ни в одной стране мира такого нет: женщина приходит со своим мужем куда-нибудь в гости, супруг напивается, и она тащит его домой. Он бьет ее, падает в лужу, она его поднимает, притаскивает домой, укладывает в постель. Он ее пинает в живот, где, может быть, даже уже ребенок живет. И вот это хамло засыпает. А она сидит плачет, одной рукой глаз подбитый утирает, а другой гладит мужа по голове…
Ира во многом была счастливой женщиной. В те времена, когда никто еще не слыхивал о возможности покупки участков на Луне, ее Саша, тонкий знаток женских романтических душ, подарил ей такой.
— Представляешь, — с восторгом хвастала она мне, – я теперь соседка голливудских звезд!
— Я и на Земле своей девочке кой-чего сделал, — скромничал Александр Шалвович, когда я его просила прокомментировать «лунный подарок». — Знаешь, нас часто упрекали в том, что громадная разница в возрасте. А я считаю, мужик должен быть старше. Еще жены нет на свете, а он уже должен прожить жизнь, набраться опыта и подготовить материальные условия, в которых поселится его будущая любовь. Условия должны быть такими, чтобы никакая гадость, чернота, нищета к моей любимой и приблизиться не смогли. Моя жена даже задумываться не должна о таких вопросах, как деньги. Нас с Иркой часто терзали вопросами и о физиологии: мол, он уже старик, ты молодая, как интимная жизнь строится? Прекрасно! Я себя мужиком всегда чувствую, поскольку все вопросы бытовые всегда решаю сам. А вот 40-летних импотентов, у которых жены больше зарабатывают, я навидался на своем веку. В таких семьях любовь быстро кончается, потому что в мужике рыцарь погибает. А во мне рыцарь жив!
Особняк на Арбате — его, фамильный, отнятый советской властью, — Пороховщикову удалось заполучить благодаря связям с Юрием Лужковым. Не насовсем, на 49 лет. Но согласитесь, почти рыцарский поступок! Он так этому радовался!
— Все мое детство мы с мамой и бабушкой ходили к этому дому. Они оставляли меня на улице, а сами подходили близко-близко к особняку, заглядывали в окна. Возвращались заплаканные. И однажды рассказали мне, что это наш дом… Я мечтал заполучить его всю свою жизнь. И вот мечта сбылась! Приведу свою королеву Ирку в эти хоромы. Она там салонные вечера будет проводить, вас, подружек, в гости звать, будете рояль слушать, пластинки Шаляпина… — мечтал Пороховщиков.
В этом особняке они счастливо прожили недолго. А потом там же Ира повесилась…
Эта история подлинной, шекспировской любви. Джульетта подумала, что Ромео мертв, и свела счеты с жизнью. «Мне страшен мир, где нет тебя», — подумала она и переступила черту...
Илона Егиазарова