В первом сезоне шоу «Танцы» на канале ТНТ наставники с облегчением вздохнули, когда этот бунтарь из Петербурга наконец покинул проект. Но их радость была недолгой: в новом сезоне Александр Волков привел свою жену Наталию – верную последовательницу диковинного стиля фьюжен.
– Саша, с Егором Дружининым у тебя сложились очень натянутые отношения. Это было заметно в каждом эфире…
– Потому что он просто не знал, как совладать со мной. Я же был связан контрактом. Мне придумали белую бороду и белые брови, костюмы, которые не всегда подходили, номера вроде танго в пижамах с двумя девушками. Все парные номера нам ставили хореографы, часто изобретая нелепые позы и движения в угоду своему замыслу, особенно Егор Дружинин. А потом говорили, как плохо мы станцевали. Мне все время пытались доказать, что я никто, хотя у меня за плечами уже был финал украинского проекта «Танцуют все!». Убеждали, что я должен быть благодарен хореографам за далеко не идеальные постановки. Но кому я действительно благодарен, так это продюсерам, которые нашли в себе смелость противопоставить что-то новое лицемерию на эстраде. У нас в стране нереальное количество молодых людей, которые находятся на пике своих возможностей и сил. А что нам предлагают? Насквозь прогнившую неконкурентноспособную эстраду? Любой танцор проводит в зале огромное количество времени. И что в итоге? Подтанцовка?
– В таком случае почему ты не пошел в профессиональные спортивные, бальные танцы?
– С бальных танцев я начинал, достиг в родном Новочебоксарске потолка, переехал в Нижний Новгород, стал лауреатом в латиноамериканских танцах… Ты рисуешь себе успех, ставишь цель, достигаешь ее и понимаешь, что дальше двигаться некуда. Ну какие у нас профессиональные танцы? «Профессиональные» – от слова «профессия». Так это и есть моя профессия, я создаю индустрию, и я профессионал. Бальные танцы – очень коррумпированная система, развлечение для детей состоятельных родителей. Занятия в среднем стоят 100 000 рублей в месяц – это только поддержание формы. Отдавая детей в бальные танцы, вы рискуете сломать им жизнь, будучи не в состоянии обеспечить их карьеру. Это гнилая сфера. И любое искусство сейчас по большому счету гниль: либо ты в струе, либо нет. Либо ты танцуешь R’n’B на московских корпоративах и тебе хорошо платят, либо сидишь без работы. Поэтому из Москвы я уехал в Братск, создал там свою школу, потом перебрался в Петербург. Оказалось, что здесь можно делать то, что я хочу, и держаться на плаву. Это очень творческий город, здесь много ребят, которых не интересует коммерция.
– Расскажи про свой стиль фьюжн.
– Он не похож ни на какой другой. Те, кто говорят, что ничего нового создать уже нельзя, просто не способны генерировать идеи. Танцору, занимающемуся в определенном стиле много лет, бросить все и начать заново практически невозможно. У танцующего contemporary dance, что бы он ни делал, всегда будет получаться contemporary dance. Его тело настроено выдавать эту пластику. Чтобы сделать что-то кардинально иное, ему нужно запереться в гараже и в течение пяти лет буквально вбивать в себя другую биомеханику. У меня это получилось. Но первые три года, что бы я ни танцевал, сразу говорили: «А, бальными танцами занимался!».
– Почему ты так целенаправленно старался избавиться от эстетики бальных танцев?
– Да потому что этот язык ограничен. Как, например, этот стиль может передать негатив? «Я такой злой, смотрите, какой я страшный лебедь в пачке! У меня длинные красивые ножки, но я очень злой!» Балетные движения все равно вылезают. Я уж не говорю о том, что балет вообще противоестественная для мужчины техника.
– По-твоему, в каком танцевальном стиле можно создавать по-настоящему пугающие образы?
– В «Щелкунчике» Михаила Шемякина на роль Дроссельмейера, например, специально приглашают основателя собственной школы пластики Антона Адасинского, как бы сталкивая сказочный мир и сгорбленного паука-кукловода, который не попадает в волшебное королевство сладостей.
В современном танце не хватает красок. Нельзя говорить, что все уже создано! «Триста лет эволюции танцев», «классическая школа» – просто кому-то когда-то показалось, что эта пластика будет красиво смотреться. Позиция «все давным-давно придумано» поддерживается специально, чтобы держать людей как блох в банке: выше все равно не прыгнете… А почему в Америке каждый год появляются новые танцевальные стили, причем любой из них – сразу с концептуальной подачей? Эти стили приходят к нам и подминают под себя все. Но если перекрыть финансирование подражателям, может появиться что-то новое. На что пойдут государственные деньги, то и станет танцевальной культурой.
– А что для тебя танец?
– В первую очередь система воспитания. Впервые пришедший к тебе человек пуст, он не знает, как создается танец. От тебя зависит, какой мир ты ему нарисуешь. Если ты скажешь, что он может все, только для этого нужно работать и развиваться, он найдет свой путь. У меня есть база, опыт, я изучал биомеханику и знаю, как усовершенствовать движения, сделать прыжок выше, заострить линии, собрать «дорожку».
– Мне кажется, по характеру ты настоящий революционер и в любой области прокладывал бы свой путь…
– Дело не в характере, просто чем сильнее противодействие, тем жестче я реагирую. Очень непросто выходить перед огромной аудиторией со своими наработками и выслушивать в лицо, что это не танец, а карате под музыку, и они это уже видели. Где? Пришлите видео! Танцевальная культура, которую сейчас навязывают, приведет к тому, что любой приличный танцор захочет уехать из этой страны. Я буду противостоять этой системе.
– Работу со своими учениками ты все же начинаешь с классики?
– Нет, какая классика – сразу фьюжен! Кстати, о названии. Поначалу я использовал имена немецких хореографов, у которых учился этому стилю, и это не вызывало претензий. Потом набрался смелости сказать, что это мой стиль, – и началось! На тот момент это было достаточно незатертое слово, обозначающее для меня симбиоз художественного образа, техники и музыкальности. Другие направления не используют принцип динамической пружины, не изображают с помощью танца мир готики, киберпанка, мир будущего. В процессе обучения очень важно не уничтожить способность фантазировать. Показать технику, движения, но не стучать по голове, когда человек захочет нарисовать свою картину. Не должно быть авторитетов – должны быть ориентиры.
– Саша, а для тебя существуют авторитеты в мире танца?
– Мне очень нравится Майкл Флэтли (американо-ирландский танцор, хореограф, музыкант, рекордсмен Книги Гиннесса, самый быстрый чечеточник. – Ред.). Он сделал лучшее танцевальное шоу в мире. Нравятся образы Мэрилина Мэнсона, шоу rammstein, режиссеры Джеймс Кэмерон, Питер Джексон. Здорово работают Раду Поклитару, Константин Томильченко. Я за талант, четкую организацию и ясную цель.
– А почему для своего стиля ты выбрал именно готические образы?
– Киборги, демоны, более совершенные человеческие существа и очень мало связи с реальностью. Я создаю образы, которые хочу видеть в будущем.
С Пеной на шоу «ТАНЦЫ», 1 сезон
– Да ты настоящий романтик…
– Возможно, и так. Я против современной российской системы танцев, потому что она ничего не создает, только ретранслирует. Танцы у нас – это пирамида. Существует огромное количество школ, куда приходят учиться люди. Педагоги в свою очередь учатся у элиты, а эта элита направляет всю свою энергию за рубеж. И всех это устраивает, кроме меня: почему я должен все время кого-то копировать? Надо создать свою индустрию, свой конкурентноспособный продукт так, чтобы они приезжали у нас учиться.
Беседовала Елена Калошина