— Майк, каким вы были в детстве?
— В старшей школе я был очень и очень застенчивым. В основном это идет еще из моего детства. Однажды я выпил чье-то пи-пи, они сказали мне, что это был лимонад «Маунтейн Дью». С того дня я не могу пить «Дью» и, если я прохожу мимо автомата с этим лимонадом, я покрываюсь потом. Такой я получил от этого шок. Я почти ничего не делал. Я сам был объектом нападок.
— В какой момент вы придумали эти нелепые зубы?
— Мы делали поддельную телерекламу для Saturday Night Live (шоу, которое Майерс долгое время вел на ТВ), которая называлась «Британская зубная паста, сделанная полностью без сахара». У всех в рекламе были плохие зубы, а слоган был: «Вам не нужно чистить зубы каждый день».
— Как вы завлекли к себе в фильм Мадонну?
— Давайте определим слово «завлекли». Мы просто хорошие друзья. Я всегда хотел это сказать (хихикает), и я это сказал! Я встретил Мадонну на Saturday Night Live. Мы снимали эпизод «Мира Уэйна», и моя жена неофициально была с ней знакома, знала ее друзей. Потом ее компания Maverick Record записала саундтрек с Warner Brothers, и там была песня, которая очень соответствовала 60-м годам и была очень психоделической — Beautiful Stranger, и я подумал, что она будет идеальна для моего фильма. Там есть немного от 60-х и 90-х, и это очень хорошая песня. Так потом я сделал видео.
— Какова реакция настоящего Бонда, Шона Коннери, на ваш фильм — лучшую, наверное, пародию на бондиану? Вы когда-нибудь встречали его?
— Я встречался с Шоном Коннери. Я слышал, что ему понравился «Остин Пауэрс», чем я могу хвастаться, потому что это (пожимает плечами, широко разведя в стороны руки) Шон Коннери! Я был в Каннах и там встретил Шона Коннери, а я очень застенчивый человек, который временами может быть общительным. И вот я встретил его, и он спросил что-то вроде: «Как тебе нравятся Канны, старик?». Я был настолько напуган, что мог сказать только «Здорово». Так вот. «Так ты здесь еще на пару деньков?» — спросил меня дальше Коннери. И я говорю: «Да». Я мог бы проговорить с ним несколько часов, а я выглядел как идиот, настоящий идиот. И я пошел на попятный.
— Я чувствую, что ваш отец — причина того, что вы делаете комедии. Как он повлиял на вас?
— Это на сто процентов правда. Мне кажется, что в Ливерпуле все веселые. Особенно я это понимал, когда ездил к своим дядюшкам и тетушкам. Мои родители не были нищими, но были из «даун миддл-класса» (дословно «низ среднего класса»). В Ливерпуле единственная вещь, которой владеет человек, — его собственное тело. Поэтому люди либо очень сексуальные, либо очень веселые, либо играют на гитаре. Мои кузены умели все это. Мой отец ценил три вещи, которые недооцениваются обществом. Первое: знать, что все будет хорошо. «Все хорошо, давай успокоимся». Второе: ценить глупость. «Давай повеселимся». Если кто-нибудь соберется писать книгу про моего отца, это будет хвала глупости. Он думал, что глупость недооценивали. Он был очень, очень глупым человеком. Я глупый взрослый и я вижу цену глупости. Сама жизнь подтверждает это. И, наконец, мой отец любил говорить: «Я — не моя работа», Люди в Канаде спрашивали моего отца, что он сделал для жизни, а он ненавидел этот вопрос, потому что продавал энциклопедии. И он отвечал: «Не ваше дело» (Майк имитирует сильный британский акцент). Поэтому он каждый раз выдумывал себе новое занятие. Это могла быть импровизация на час-два: то он был послом Гватемалы, то играл на бонго в «Миссия невыполнима», то работал на гипсовом руднике. Все время что-то непостижимое. И такая разновидность глупости на меня сильно повлияла.
— Вы росли в Канаде, но на вас, видимо, сильно повлияли британские традиции?
— О, да. Мои родители переехали в Канаду в 1956 году из Ливерпуля, а нет такого ярого англичанина, как тот, кто больше не живет в Англии. Наш дом был местом поклонения всему английскому. Мой отец мог разбудить моих двух старших братьев, Питера и Пола, и меня, спящих всех вместе на одном диване, и бесконечно пить чай со множеством тостов. Мы смотрели британские шоу и фильмы с Питером Селлерсом, Питером Куком, Дадли Муром. Ну и фильмы про Джеймса Бонда, конечно. Поэтому «Остин Пауэрс-2» — это дань моему отцу, познакомившему меня в раннем возрасте со всеми этими британскими комедиями.
— Что изменилось в вашей карьере после смерти отца?
— Это было тяжело. То, насколько моему отцу становилось хуже из-за болезни, пропорционально тому, насколько продвигалась моя карьера. Вот почему я взял передышку. Я очень привык приезжать в гости к моим маме и папе, рассказывать им, что случилось за неделю. Когда он умер, я понял, что надо делать вещи, которые подсказывает тебе сердце. Я не строю никаких планов. Если я захочу сделать что-то очень коммерческое, я не буду делать это с английским парнем с плохими зубами и заросшей волосами грудью. В этом ты можешь быть уверена...
— А как ваша мать повлияла на вашу жизнь?
— Мой отец делал и говорил смешные веши. Моя мама Банни тоже очень веселая и эксцентричная. Моя мама не ведет внутренние монологи, она может сказать все, что придет ей в голову. Она может ехать на машине и вдруг сказать (женским голосом, имитируя британский акцент своей мамы): «Ты знаешь, муравьи не любят огурцы». И мне что остается: «Термиты не любят корицу». Она говорила странные и непонятные вещи. Я ей говорю: «Мам, хочешь сыра», а она мне: «Ты знаешь, Рембрандт властитель света». Вот это и есть влияние моей мамы. (В это время звонит телефон его агента.) Это моя мама звонит. Скажи ей, что муравьи любят огурцы.
— Это правда, что вы познакомились со своей женой, когда в нее попала хоккейная шайба?
— Нет, это несколько более запутанная история. Во-первых, я большой фанат хоккея. Я из Торонто и могу специально поехать куда-нибудь, просто чтобы посмотреть игру «Торонто Мэйпл Ливз». И так я поехал в Чикаго посмотреть игру «Торонто». В тот вечер в меня попала шайба. С точки зрения математики вероятность того, что в тебя попадет шайба, равна практически нулю. В меня попала! В тот же вечер я встретил свою будущую жену, а поскольку я ужасно стеснительный, то единственное, что я придумал сказать, было: «В меня попала шайба!». Я не думал, что я ей понравился. А три дня спустя, в эти же каникулы, я снова с ней встретился… ну и бла-бла-бла (смеется). Мы незамедлительно съехались, что ненормально и удивительно. Три года спустя мы поехали в Бостон посмотреть, как «Торонто» играет против «Брюинз», и теперь шайба попала в нее. Вскоре после этого, в 1993 году, мы поженились. Вот как хоккейные шайбы влияют на мою личную жизнь.
— Вы работали с вашей женой Робин. Как она на вас влияет?
— Моя жена действительно очень-очень умная и очень веселая. У нее нулевая чувствительность к моей эксцентричности, которой, я считаю, окупилась моя терпимость к эксцентричности моей мамы. Моя жена знает людей. Я называю ее человеческим инженером. С ней люди ведут себя непринужденно, естественно. Вы встречаете Робин и спустя десять минут признаетесь во всех своих преступлениях. Я видел, как такое случалось (смеется). Мы ехали на автобусе, и вдруг кто-то закричал из-за плеча моей жены: «Я однажды ограбил банк». Она понимает людей. Мы будем где-нибудь, и я скажу о ком-нибудь: «Господи, она ненавидит меня», А Робин мне скажет: «Она не ненавидит тебя, пойди и поздравь ее с днем рождения». А я что? Я пойду и поздравлю и услышу в ответ: «О, спасибо, я думала меня никто уже не поздравит с днем рождения». Робин просто знает, на каком-то уровне, путь к сердцу.
— Вы и Робин разного вероисповедания. Это мешает?
— Я канадский протестант английского происхождения. Моя жена — американская еврейка русско-польского происхождения. Для нас стало ясно, что, несмотря на разные корни, у нас должны быть идентичные жизненные ценности. Что удивительно, мы похожи. Впрочем, мы далеки от политики...
— Какие у вас есть идеи относительно следующего проекта?
— Здорово, что вы сказали «проект», потому что я всегда так говорю, и все надо мной смеются. Я говорю: «Извините, я не работаю над проектом. Я работаю над процессом». (Он смеется).… Я не знаю. Я хочу взять отпуск. Я думаю, Робин и я поедем в Канаду посмотреть игру «Торонто». Я хочу поехать, потому что в первый раз с 1967 года у них есть реальный шанс выиграть Кубок Стэнли. Потом жизнь снова забьет ключом. Все мои идеи сейчас относительно отпуска. Я думаю, что это именно то, что я собираюсь делать. Мои мысли сейчас, простите меня (улыбается), как самолеты в аэропорту, и жду, пока какая-нибудь из них приземлится.
— Какие у вас надежды на новое тысячелетие?
— Я желаю, чтобы люди стали глупее. Я думаю, что глупость очень важна. Люди должны почувствовать себя лучше. Это тот один большой шаг, который решит все остальные 100 шагов, я думаю.