У этой изящной актрисы мужской характер. Разговорам о моде и диетах Ольга Красько предпочитает полет на воздушном шаре и погружение с аквалангом.
Не испугалась белого медведя
– Оля, я слышала о непростых с физической точки зрения съемках в «Территории». Каково пришлось такой хрупкой и нежной девушке, как вы?
– Там, где мы снимали, нет ни турбаз, ни отелей, а наш лагерь находился под присмотром команды МЧС, готовой в ту же минуту нас спасать. Многие отказывались от проекта, узнав, куда надо ехать. Но для меня все было только плюсом – это же романтика!
– Ты смелая и отчаянная! Вспоминаю наш разговор после «Турецкого гамбита»: ты рассказывала, что согласилась на роль еще и из-за полета на воздушном шаре. А в «Территории» приходилось делать что-то экстремальное?
– Я вообще люблю приключенческие истории. Но здесь ничего похожего делать не пришлось. Так и не удалось снять сцену, где трактор с людьми проваливается под лед. С трудом нашли огромный старый трактор, приволокли на вертолете. Нам выдали гидрокостюмы. Все было продумано, казалось бы, до мелочей, но по техническим причинам не получилось.
– А что оказалось самым сложным – суровый климат, проживание в палатке на 20 человек, белые медведи?
– Два года с перерывами мы снимали на Чукотке и на плато Путорана в Сибири. Я не очень прочувствовала особенности климата, потому что, во-первых, весной было аномально тепло – около нуля, а зимой всего минус 20. А во-вторых, снимали неспешно, поскольку приходилось ждать нужную погоду для кадра, не говоря уже о вертолетах, которые не могли к нам долететь из-за туманов. Опасность встречи с белыми медведями была. Нас предупредили, что нельзя шуметь: в такую теплую погоду звери могут проснуться раньше времени. Жили мы в палаточных модулях для мальчиков и для девочек. Не в самых комфортных условиях, конечно, но и не по 20 человек. Стояли раскладушки со спальниками, удобства – в другой палатке. Вместо душа была палатка-баня.
– Ты впервые жила в таких условиях?
– Да, хотя в детстве я ходила в походы на Кавказ и в Туркмению.
– И родители отпускали?
– Конечно. Я была домашняя, но вполне самостоятельная девочка. К тому же с нами шел педагог и взрослая команда, подготовленная на все случаи жизни. Да и в пионерском лагере я жила с девочками большой компанией, правда не в палатках (смеется).
– А как проходили пробы?
– День выдался какой-то нервный – любая мелочь моментально вызывала слезы. Я исполнила под гитару «Твое дыхание» Якушевой. Кстати, и в фильме ее пою. Песня с юмором, а у меня от каждой фразы слезы текут. В голове мысль: «Решат, что я придурочная!» (Смеется.) Но меня взяли. Кстати, мы опять оказались в паре с Егором Бероевым – уже в третий раз. Вообще это мужская история, в которую как-то затесалась женщина.
– Получается некая параллель с «Турецким гамбитом»...
– В «Гамбите» все крутится вокруг нее, она всех заводит, а здесь моя героиня – наблюдатель. Ее прозвище – Люда Голливуд, потому что она старается походить на голливудских красавиц 60-х, любит книги Джека Лондона. Люда приехала за романтикой, как многие тогда. К сожалению, не вся история моей героини вошла в фильм.
– Тебя это расстроило?
– Да. Хочется ведь не просто присутствовать на экране, а делать что-то по-актерски интересное, доносить какую-то мысль. Тем не менее я работала с удовольствием, потому что на площадке царил ныне забытый дух настоящего творчества, а не добычи легких денег. Это кино сложно назвать современным, но все, о чем там говорится, мне очень близко и дорого.
– Как тебе работалось в мужской компании?
– Хорошо. Мне с детства проще общаться с мальчишками (смеется).
– В экспедиции тебя, наверное, все опекали?
– Не скрою, ко мне относились очень хорошо, особенно сотрудники МЧС. Однажды на спиле дерева они выжгли для меня очень красивую панораму места, где мы жили. Не представляю, как они сделали это в тех условиях!
– Признайся, без стрел Амура не обошлось?
– Кое-кто был влюблен (улыбается).
Я открыта для чувств
– А для тебя романтическая история всегда начинается с первого взгляда или случалось, что человек добивался твоего расположения после длительного общения?
– В моей жизни складывалось по-разному. Единственное, чего не люблю, – специальных знакомств. Расскажу смешную историю. Однажды в дикой пробке параллельно со мной ехал парень, но я на него не смотрела. Он сигналил, сигналил, а потом в рупор произнес: «Девушка на синем «Ниссане», остановитесь, посмотрите на меня. Вы мне очень нравитесь!» (Смеется.) Я согласилась с ним встретиться. Не успели мы выпить по чашке чая, как начались стандартные вопросы: одна не одна, что люблю… Меня это сразу напрягает. Естественнее, чтобы люди узнавали друг друга в процессе общения.
– Но ты оставляешь надежду или сразу расставляешь точки над i?
– Я не люблю кокетничать. Когда чувств нет, так и скажу. Если у человека ко мне что-то настоящее, то он сам не сможет уйти. И тогда кто знает, как все сложится…
– Подарки принимать от него будешь?
– Дорогие – нет.
– А ты открыта для знакомства?
– Да, если свободна (смеется). А для дружбы я открыта всегда. Среди актеров у меня мало друзей. Как правило, новых друзей я приобретаю в самых неожиданных ситуациях: в спортзале, на отдыхе, в самолете. Однажды в самолете я сидела рядом с парой – мама с сыном, ровесником моей Олеси (дочь актрисы. – Ред.). Мне так понравилось, как они общаются, что я подошла познакомиться. Женщина предложила обменяться телефонами: мол, будете в городе – обращайтесь. Через какое-то время она позвонила. И вот уже лет пять мы дружим.
– Твое сердце сейчас занято?
– Эту тему я вообще не обсуждаю.
– В твоей жизни случались периоды, когда ты не была влюблена?
– Это очень тяжело, потому что становишься суше душой. В таком состоянии мне некомфортно. Я должна делиться эмоциями, парить (улыбается).
– Тебя легко очаровать?
– Я легко очаровываюсь, если вижу искреннего, светлого человека. Совсем недавно посмотрела первую большую театральную работу своего знакомого, с которым воспитывались в одном детском коллективе. И это стало для меня открытием. Он очень скромный, трудолюбивый юноша, и я рада, что это мой собрат по профессии.
Крестьянские корни
– Ты сейчас активно снимаешься. К примеру, в «Мужиках и бабах» по Борису Можаеву…
– Это самая интересная работа за последнее время. Изначально сценарий прислали с одним предложением, пробы проводили на другую роль, а утвердили на третью (смеется). В сериале рассказывается о том отрезке нашей истории, когда разрушался традиционный уклад деревенской жизни, отношение русского человека к семье, дружбе, труду. Я маленькая и хрупкая, а мне нужно было стать деревенской бабой (смеется). И хотя все мои предки – крестьяне, художник по костюмам подобрал для меня такие вещи, а гример настолько искусно «опростила» мое лицо, что у меня возникло ощущение, что я ОТТУДА. Снимали мы под Тверью. Деревенька была выстроена на берегу реки еще до нас для какого-то фильма. Там было так хорошо, что не хотелось уезжать!
– А Олесю брала с собой?
– Да. Она даже вместе с дочкой режиссера Сергея Боброва снялась в маленьком эпизоде, хотя раньше отказывалась.
Неголая правда
– Ты не снимаешься в откровенных сценах. Для тебя это принципиально?
– Да, я не обнажаюсь. В фильме «Маша и море» меня заменяла дублерша, а в сериале «Эффект Богарне» у меня на груди были наклейки. Не знаю, как это выглядело со стороны, но мне было смешно! Есть актрисы, которые считают, что подобная «скромность» – это непрофессионально, но я устроена по-другому: от чувства неловкости и зажима не могу играть.
– В каких картинах больших режиссеров, на твой взгляд, это было оправданно?
– Например, сцена в фильме «Красота по-американски», где обнаженная героиня лежит в лепестках роз. Или «Ромео и Джульетта» Дзеффирелли. Если я почувствую, что это действительно необходимо, то все может быть…
– А на сцене для тебя такое допустимо?
– По сцене с голым торсом не ходила (смеется). Я сидела голенькая в ванне в спектакле «Васса Железнова». Все было сделано максимально деликатно. Возможно, кто-то и разглядел детали, но меня это не смущало.
– В спектаклях столичных театров можно заметить интерес к разного рода физиологическим подробностям…
– Я не нахожу оправдания натурализму и мату. Это не искусство.
– Я знаю, ты и в жизни мат не приемлешь...
– Если я услышу это от друга или коллеги, то, конечно, не развернусь и не плюну ему в лицо (смеется). Но пожалуй, только в устах Раневской или, например, Табакова это не звучит как набор грязных ругательств, потому что это люди высочайшей культуры. Сама я даже про себя так не говорю.
Беседовала Марина Зельцер