16 апреля Сергею Никоненко исполняется 70 лет. Снявшись более чем в 200 фильмах, он остается одним из самых востребованных киноактеров (и свой юбилей, и двухсотую роль Сергей Петрович отметит на праздничном вечере в Доме кино). Его последняя громкая премьера – картина «Мастер и Маргарита» Юрия Кары, в которой Никоненко сыграл Степу Лиходеева. Накануне юбилея «Вокруг ТВ» пообщался с актером, правда, разговор получился больше о литературе. И неудивительно: Сергей Петрович не только часто снимается в экранизациях классики, но и в 90-е годы основал музей Сергея Есенина и сейчас вместе со своей женой активно его развивает, приобретая все новые и новые ценные экспонаты.
– Сергей Петрович, чем для вас были 17 лет ожидания выхода фильма «Мастер и Маргарита»?
– Большим и серьезным недоразумением, предостережением о том, что с нашим творческим братом продюсеры-толстосумы могут обходиться по своему желанию.
– Какие-то эмоции в связи с премьерой «Мастера и Маргариты» испытываете? Как оцениваете тот факт, что фильм все-таки дошел до зрителя?
– Справедливость восторжествовала. Кроме прокатной версии, выйдут еще 4 серии на дисках, которые даже интереснее, потому что там все подробнее. Когда я увидел эти 4 серии, понял: если их будут сравнивать с экранизацией Бортко, то сравнения эти будут не в пользу последнего, потому что исполнительский состав неравный. Михаил Ульянов выглядит убедительнее, чем божий одуванчик на склоне лет Кирилл Лавров. Замечательный, конечно, артист, но эта роль была не его. Я не поверил, что это римский прокуратор.
– Сейчас спустя 17 лет после съемок в этом многострадальном фильме, вы своего героя Степу Лиходеева сыграли бы так же или пересмотрели бы этот характер?
– Более пьяным, что ли? Напившимся паленой водки? Тогда паленой водки еще не было… Хотя нет, была-была… Она всегда была… Не знаю, как бы сыграл. Время проходит, возможности меняются, мы становимся старше.
– Вы играли и в «Душечке», и в «Герое нашего времени», и вот теперь в «Мастере и Маргарите». Классику играть сложнее, чем современные истории? Кто самый трудный писатель, на ваш взгляд?
– Классику играть – счастье. Артисты должны бесплатно играть Островского, а некоторые должны даже и приплачивать: «Вас утвердили на эту роль, принесите деньги». Это изумительный материал! Кроме того, он изумительно легко учится, особенно Островский и Чехов. А вот осваивать современный материал иногда бывает очень трудно, читаешь и не понимаешь, что это, перевод что ли какой-то дурной? А оказывается, что нет, что просто писал какой-то современный «письмейник».
– Насколько я понимаю, самая значимая фигура в русской литературе для вас – Сергей Есенин?
– Нет, вы ошибаетесь. Самый мой любимый поэт – Александр Сергеевич Пушкин. Для Есенина Пушкин был вершиной, к которой он всегда устремлялся, особенно в конце жизни. То, что было по плечу Александру Сергеевичу, никому больше в литературе не удалось. Я как-то посчитал и сделал вывод, что в десяти направлениях он стал основоположником.
– И Есенин, и Пушкин – фигуры скандальные…
– Ну о чем вы говорите?!
– По крайней мере, их сейчас пытаются представить как людей, сочетавших в себе и порок, и гениальность.
– А что вы имеете в виду под пороком?
– Пристрастие к алкоголю, чрезвычайное женолюбие, нецензурные стихи…
– Ну гению тоже иногда пошалить хочется… А что касается пьянства, то давайте рассуждать: Есенин за десять лет творчества смог издать 31 книгу, и еще книжек сорок в соавторстве. Алкоголик мог бы столько написать? Мне удалось собрать в своем музее 26 прижизненных книг Есенина, осталось еще пять. Я продолжаю поиски.
– А где ищите экспонаты?
– В самых непредсказуемых местах. Много езжу по стране, веду переписку с большим количеством людей, у которых может быть что-то ценное. Кто ищет, тот всегда находит. Бороться и искать, найти и не сдаваться.
– Что считаете самым ценным у вас в музее?
– Все вам расскажи. Приходите и увидите.
– Вы смотрели сериал «Есенин»? Там поэт показан как раз с одиозной стороны…
– Это графоманская литература папы Сергея Безрукова и небрежная работа самого Сергея над образом великого поэта. Да, Сережа Безруков в роли Есенина лет 16 тому назад был прекрасен в театре: юный, трепетный, проникновенный, пронзительный – настоящий поэт, а теперь и руин не осталось от того образа, лишь пыль.
– Но и среди молодежи сейчас самый популярный цикл Есенина – это «Москва кабацкая»...
– Это особенный цикл, связанный с отчаянием, которое «накрывало» Есенина. Да и как можно было не отчаиваться, если с Россией такое происходило: лилась кровь, брат убивал брата, вши, голод, людоедство… Все это прошло перед глазами поэта – эмоционально организованного человека! А остался он при этом непревзойденным лириком.
– Школьники в ваш музей часто ходят?
– Нет. Чаще я хожу к школьникам и читаю им полуторачасовую лекцию «Серебряный век и Есенин». Очень хорошо слушают.
– Вы родились и всю жизнь прожили на Арбате. Стал ли он для вас, как для Булата Окуджавы, отдельной религией?
– Моя Родина – это все-таки Сивцев Вражек, а Арбат – это параллельное. Хотя и Арбат, и арбатские переулки, со всеми закоулками, проходными дворами, с собачьей площадкой – это мир, в котором я вырос; мир, который у меня никогда не отнимут.
– Как дела у вашего внука? Несколько лет тому назад вы говорили о том, что для полного счастья вам не хватает внуков. Теперь внук у вас есть. Его рождения как-то повлияло на вас?
– Да, ему сейчас три года и десять месяцев, и он уже читает Лермонтова «Бородино». Конечно, в жизни многое изменилось, когда появился этот молодой маленький зелененький росточек. Он открывает тебе другой мир, мир детства, и ты заново переживаешь свои детские впечатления.
Беседовала Юлия Шершакова