В российский прокат выходит фильм «Легенда № 17», посвященный жизни знаменитого советского хоккеиста Валерия Харламова.
Его называли Моцартом. Легкий, озорной, веселый, он, казалось, музицировал на льду. Уже при жизни его называли гением. А с гениями в России почти всегда так — ранняя трагическая смерть, облеченная покровом тайны. Харламов погиб в автокатастрофе в роковые 33 года… Мы взяли эксклюзивное интервью у сына спортсмена — Александра, который стал одним из продюсеров фильма «Легенда № 17».
— Александр, вы остались довольны тем, что вашего отца сыграл Данила Козловский?
Александр Харламов, сын легендарного Валерия Харламова
Харламов: Мне сразу было понятно, что Данила справится, он один из лучших на сегодняшний день актров. И потом он горел этой ролью, даже курить бросил. И на съемках не выпускал из рук свой вариант сценарий, постоянно вносил туда замечания, делал пометки. Мне было интересно, кого подберут и на роль моей мамы. Светлана Иванова тоже, на мой взгляд, со своей задачей справилась. У нас пока не умеют снимать хоккей, поскольку это трудно технически. мы приглашали на картину специалистов из Канады, хоккейные сцены снимали больше месяца — кропотливо, въедливо. И результат достигнут! Я ведь тоже играю в хоккей и рос среди хоккеистов — уверен, профессионалы оценят картину по достоинству.
Кадр из фильма «Легенда №17», в центре — Данила Козловский
— В фильме ведь не все соответствует действительности?
Харламов: Разговоры на тему «Такого не было» тут не уместны. Портретного сходства тоже искать не надо. Это художественная, а не биографическая картина. Все, что я знаю об отце, — это либо рассказы близких, либо какие-то фрагменты воспоминаний. Родители погибли, когда мне было шесть лет, сестре — четыре года. После трагедии бабушка, мать Валерия Харламова, тяжело заболела и вскоре умерла. Мы же с сестрой выросли в семье маминой мамы, а в ту, харламовскую, к деду и тете, ездили только по выходным.
— Мама Валерия Харламова была испанкой. В чем-то проявлялся ее национальный характер?
Харламов: Еще как проявлялся! Она была темпераментной, яркой женщиной. Внешне — типичная испанка.
Валерий Харламов с мамой-испанкой
Помню, она частенько брала в руки кастаньеты и, лихо ими управляя, танцевала зажигательное фламенко. Ее настоящее имя я едва выговариваю — Хермона Ариба Аббад, но дома ее все звали Бегонией. В 1938 году ее вместе с другими детьми испанских коммунистов вывезли от ужасов гражданской войны в Советский Союз. Бегония изрядно исколесила просторы новой родины: пожила и в Ленинграде, и в Крыму, и в Тбилиси. В конце концов, обосновалась в Москве. Работала на заводе «Красный коммунар», где и познакомилась с Борисом Харламовым. После смерти Сталина испанцы стали возвращаться на историческую родину, а бабушка решила никуда не ехать. К тому времени она была уже замужней женщиной, матерью Татьяны и Валерия. Но в Испании она все-таки несколько раз побывала — там оставались родственники. Помню, как они — такие же шумные и яркие, как бабушка, — приезжали погостить в Москву.
— Есть легенды, что Валерий Харламов получил имя в честь летчика Чкалова, и что родился он в машине по пути в роддом. Получается, родился в машине и закончил свой жизненный путь в машине…
Харламов: Сейчас уже столько мифов вокруг имени отца! Где правда, где ложь — понять невозможно. Отец родился в 1948 году — тогда еще было карточное питание, и он рос слабым ребенком. В его послевоенном детстве не было каких-то особых излишеств, баловать детей было нечем. К тому же возникли проблемы со здоровьем — ревматизм сердца, который появился как осложнение после ангины. Занятия спортом были противопоказаны. Но отец все равно гонял в футбол. Он очень любил этот вид спорта, хорошо в него играл. Думаю, при его характере и способностях мог бы стать и незаурядным футболистом. Но в ту пору входил в моду хоккей. Отец хорошо катался на коньках, и дед отвел его в хоккейную секцию.
— Говорят, хоккеисты ЦСКА как-то особо лихо гусарили.
Харламов: Да, они выпивали. В том числе и Валерий Харламов. И Тарасов закрывал на это глаза. Потому что каждый из игроков знал меру, знал, какие будут последствия. На качестве игры это не сказывалось.
— А испанский темперамент Харламова в чем-то проявлялся?
Харламов: В жизни — нет. Он был спокойным, доброжелательным человеком, невероятно веселым и остроумным. Прорывался темперамент только во время игры, где отец бывал взрывным, эмоциональным, вспыльчивым. Мог и в драку на площадке полезть. Когда они впервые в 1972 году поехали в Канаду на игры с профессионалами НХЛ, канадцы объявили на отца настоящую охоту. Целью канадцев было травмировать Харламова, чтобы выбить его из дальнейших игр и обескровить советскую сборную. В такой ситуации не сорваться и не ответить обидчику было сложно. Но с нашей командой тогда ездили партийные функционеры и кагэбэшники, игрокам строго-настрого было объявлено: на провокации не отвечать.
В ту пору председателем Госкомспорта был Павлов, перед отъездом в Канаду его предупредили «наверху»: если наши в итоге проиграют — положишь на стол партбилет. Представляете, как Павлов «накачивал» хоккеистов на победу?
— Сразу после этих игр статус Харламова существенно изменился. Он стал признанной звездой, напугавшей самих канадцев. А на материальном уровне семьи это как-то сказалось?
Харламов: Материальный уровень игроков сборной особенно не разнился, тогда не было такого: ты мегазвезда — получай столько-то, ты просто звезда — столько-то… Игроки зарабатывали практически одинаково. Предоставлялись определенные блага: например, спортсмены имели возможность отовариваться в магазине «Березка». Конечно, все хоккеисты имели машины. Отец много машин поменял. Последней была та роковая «Волга». Что касается жилья, то поначалу отец жил у тещи. И только потом получил квартиру от ЦСКА.
— Теперь настало время рассказать о романтической истории знакомства ваших родителей.
Харламов: Папа с мамой познакомились в ресторане. Мамина подруга отмечала день рождения, а за соседним столом веселились хоккеисты. Папа пригласил маму потанцевать, потом проводил до дома...
– Говорят, ваша бабушка нервничала из-за романа дочери. Ведь на свет уже успели появиться вы, а Харламов не спешил делать Ирине предложение…
Харламов: Просто не было времени зайти в ЗАГС — туры, разъезды, тренировки… Но когда родители все-таки расписались, папа переехал жить к теще. Отец ее искренне полюбил, и она к нему хорошо относилась. Когда родилась моя сестра Бегонита, бабушка, которая до того трудилась на шинном заводе, оставила работу и занялась нашим воспитанием. Родителей мы видели нечасто: они оба много работали. Мама — в музыкальной редакции «Останкино».
— Каким вы запомнили отца?
Харламов: Запомнились какие-то фрагменты счастья: когда всей семьей ходили гулять по ВДНХ или веселились на даче… Дом всегда был полон людей. У отца со всеми были ровные отношения. Его любили, наверное, больше, чем кого бы то ни было. И друзья у него были из разных областей — киношной, театральной; говорят, даже и из властных структур приятели были. Отец общался и выезжал на отдых с Кобзоном, Лещенко, Винокуром… Очень ценил хорошую шутку и сам устраивал розыгрыши.
— Славу Харламова сравнивают с известностью Высоцкого. А звездной болезнью ваш отец не страдал?
Харламов: Тогда в хоккее между спортсменами были такие отношения, что чью-либо звездность просто не поняли бы. Ну а внешних проявлений славы было много. Например, когда отец отправлялся на дачу, милицейские посты, знавшие его знаменитую «Волгу» с номером 0017, передавали друг другу: едет Харламов. С места срывались гаишные машины с мигалками, по рупору раздавалось: «Сопровождение для два ноля 17, зеленая улица!» С таким эскортом до дачи и доезжали.
Однажды, когда машина была на ремонте, отец решил поехать на метро. Его там чуть не разорвали на сувениры. А он смеялся и говорил: «Народ знает своих героев — значит жизнь проходит не зря».
— Вы сказали, что отец был неконфликтным человеком, а как же его сложные отношения с тренером Тихоновым?
Харламов: Отношения не были сложными, просто была четкая дистанция: тренер говорил – игрок выполнял. Ничего личного. Тихонов пришел в тот момент, когда тройка Михайлов — Петров — Харламов была в большом фаворе. Для них только единственный человек — Тарасов — был царь и бог, только он их умел держать в ежовых рукавицах. Нового тренера звезды не восприняли. Тихонов это, конечно, прочувствовал и понял, что утвердить свой авторитет при этих игроках не сможет. Слишком сильное влияние они имели на команду. И Тихонов потихоньку стал убирать «стариков». Сначала ушел Третьяк. Потом Михайлов, потом Петров. Они еще вполне могли поиграть, но молодежь слишком уж к ним тянулась, а Тихонов ревновал.
— Вы считаете Тихонова косвенным виновником гибели своего отца?
Харламов: Так считают многие любители хоккея. Ведь перед той роковой серией игр 1981 года в Канаде прошел турнир европейских чемпионов, и Харламов был назван лучшим нападающим. Буквально сразу после турнира Тихонов говорит отцу: «Твоя физическая форма не соответствует уровню команды, в Канаду ты не едешь…» А ведь знал, как Харламов любит играть именно в Канаде! Спорить с тренером было бессмысленно. Тихонов оставил отцу много заданий в Москве, и он покорился.
— Почему сборная не пыталась протестовать? Не устроила, например, саботаж?
Харламов: Команда, конечно, не поняла выходку Тихонова, но, поскольку главный тренер назвал состав буквально перед отъездом в аэропорт, ребята ничего не успели предпринять против него. Думаю, они бы и не стали этого делать — то, что произошло с Харламовым, могло случиться с каждым из них.
— Оставшись в Москве, Харламов впал в депрессию?
Харламов: Ну представьте, столько лет отдано сборной — и вдруг такое… Ведь отец собирался отыграть именно в Канаде последнюю серию и уйти из большого спорта. Ему было 33 года.
— Говорят, Харламов в этот период запил. Именно по причине нетрезвости он якобы и не мог вести машину в то роковое утро.
Харламов: Нет, отец в этот день не был пьян. Он просто не спал ночью, переживал, ходил, метался… Наутро, конечно, неважно себя чувствовал. Думаю, именно по этой причине он поменялся рулем с мамой. Был дождь, ремонт дороги — и мама не справилась…
— После смерти ваших родителей появилась версия, что это было покушение. Вроде бы Харламов собирался эмигрировать в Канаду, а власти таким образом ему воспрепятствовали.
Харламов: Никуда бы он не уехал! Ему предлагали контракты с НХЛ с 1972 года — одному из первых. Обещали огромные деньги, специально обученные люди готовили всю процедуру отъезда… Но отец был из породы патриотов. Сегодня с нашим менталитетом уже и поверить трудно, что были времена, когда страна, Родина, государственный гимн что-то для людей значили. Харламов был именно таким человеком. Да и не он один, ведь контракты с НХЛ предлагали и другим игрокам сборной.
— Как сложилась ваша жизнь после гибели родителей?
Харламов: Материально было трудно. У папы не осталось денег. Они с матерью никогда не копили, жили на широкую ногу. Бабушка получала пенсию. Потом Минобороны начислило нам какие-то деньги.
— А отцовские друзья, партнеры по тройке помогали?
Харламов: Нет. Отцовских партнеров я не видел и не слышал лет десять. Все пропали. Когда-то многолюдный дом вмиг опустел. Помогали только ребята из новой волны ЦСКА, которые были моложе отца, и для которых он был кумиром: Фетисов, Касатонов, Крутов. Они в чем-то и заменили мне отца. Приезжали по первому звонку. Приносили деньги, собранные в складчину, привозили из-за границы одежду. Отец многим из молодежи успел помочь. Некоторые игроки даже жили у нас дома. Тот же Касатонов, который из Питера приехал и не имел жилья в Москве.
— В хоккей они вас привели?
Харламов: Нет. Бабушка. Родители погибли в августе, а в сентябре бабушка отвела меня в секцию. Я уже неплохо катался на коньках. Отец с трех лет меня поставил на лед и, когда у него бывали свободные минуты, занимался со мной во дворе.
— А Тихонов так никогда и не появился у вас в доме, не пытался повиниться?
Харламов: Нет, думаю, ему нечем было оправдаться. Знаю, что из всей команды ему высказал все в лицо лишь Валерий Васильев, с которым отец был особенно дружен. Ребята ведь хотели прервать турнир в Канаде и вернуться в Москву хоронить Харламова. Даже собрание специальное устроили. Но им бы никто не позволил вернуться: в турнир были вложены большие средства… Оставалось одно: посвятить матч памяти Харламова и разорвать канадцев со счетом 8:3.
— Саша, кто вам преподавал в жизни мужские уроки?
Харламов: До всего приходилось доходить самому. Бабушки на нас двоих не хватало, поэтому я много времени проводил с друзьями. Хулиганили. Попадали в разные ситуации. В моем детстве было много хорошего и много плохого.
— Вы стали хоккеистом и обрекли себя на постоянные сравнения с отцом. Жить с такой фамилией непросто?
Харламов: Я не был звездным ребенком. И когда меня сравнивали с отцом, говорил: «Я — другой». Поначалу в хоккее звезд с небес не хватал. Но стал заниматься — что-то получалось, что-то — нет. В какие-то клубы меня брали, в какие-то — нет. И фамилия тут не играла никакой роли. Я успел поиграть в НХЛ, и эти времена вспоминаю как лучшие в профессиональной карьере.
— Саша, вы когда-нибудь думали, как сложилась бы жизнь вашего отца и ваша, если бы не та августовская трагедия?
Харламов: Часто об этом думаю. Отец хотел стать тренером, но что интересно — не взрослой команды, а детской. Хотя я считаю, что он и профессионалов смог бы тренировать: его авторитет был непререкаем, и честолюбия у отца хватало. А моя жизнь… наверное, не была бы связана со спортом. С хоккеем уж точно. Отец пытался привить мне любовь к футболу. Теперь у меня растет сын — Валерий Харламов-младший, который ходит в футбольную секцию. Может, он осуществит мечту деда?
Беседовала Илона Егиазарова