Сыграв свою первую главную роль в 17 лет, он пришел в кино всерьез и надолго. Сегодня Владимир Шевельков «и швец, и жнец, и на дуде игрец»: актер, режиссер, директор. Везунчик? «Да я ишак!» — говорит он о себе.
— 50 лет — возраст, когда мужчина оценивает реальные результаты собственной жизни. Вы готовы похвастаться урожаем?
— Я обрел самое главное — семью и самого себя. Все, к чему стремилось общество в последние 30 лет, для меня не имеет значения. Сейчас мерилом успеха стал размер кошелька. Так вот, в 50 лет наступило прозрение: ты хороший человек, у тебя прекрасная семья, но вокруг — стадо козлов, козыряющих деньгами. И это бесит.
— Деньги для вас имеют значение?
— Скажем так, стали иметь значение.
— После пятидесяти?
— Именно! Не смейтесь: я действительно никогда не пытался скопить, с кем-то договориться, чтобы что-то получить, кому-то вовремя улыбнуться. Я просто зарабатывал деньги и жил на них. Теперь наступил период, когда энергии достаточно, но прогибаться стало еще труднее.
— Знаю, что вы мечтали снять «кино при минимальном количестве компромиссов». Получилось?
— Если все сложится, это произойдёт в нынешнем году. У меня успешная актерская карьера, я был востребован в рекламе. Теперь моя цель — стать успешным режиссером. Жанр моего первого полнометражного фильма — фантастическая трагикомедия. В этом проекте я еще и сценарист, и директор, и руководитель кинокомпании. Кстати, выяснилось, что директором быть проще, чем режиссёром.
— А какова судьба сериала об Эдите Пьехе?
— Там сложная ситуация с юридической точки зрения. Надо было сначала у самой Пьехи получить разрешение на использование в фильме ее имени. Меня попросили подхватить проект. Уже приступив к работе, я понял, что нет сценария. Случайные люди, уверенные в том, что кино снять — раз плюнуть. Получили деньги, наняли своих родственников, детей или домашних животных, но не позаботились о том, чтобы получить согласие главного героя.
Я надеюсь, что лет через десять придут профи и сломают эту систему. А что касается проекта, то, как петербуржец, я понимал, что про Пьеху нельзя говорить ничего дурного. Она недостойна такого отношения. Давайте придумаем персонаж и про него сочиним историю — таким было мое предложение. Так и сделали. Теперь нашу героиню зовут Клаудиа Коваль. Она не поет песни Пьехи, и у нее совершенно другая биография. Но я не уверен, что смогу закончить картину.
— Серьёзно?
— Там с самого начала было непросто. Исполнитель главной роли пришел на съемку абсолютно неподготовленным. На мой справедливый вопрос: «В чем дело?» последовал ответ: «Я подписал договор — остальное меня не интересует». А произошло вот что: в течение десяти лет не было ни толковых операторов, ни художников. Профессионалы — дорогие, в навозе ковыряться не будут. Кроме того, все стали снимать одинаковые фильмы. Идей-то нет, потому что руководят процессом не творческие продюсеры, а менеджеры. Сняли и забыли. Если кино показали дважды — это победа!
Моя «Станица» шла три раза — и вовсе запредельный результат. А «Женские мечты о дальних странах», «Васильевский остров» показали — и они канули в Лету. Кино — только упаковка, деньги зарабатываются на производстве. Специально приглашается режиссер, от которого ничего не зависит. Продюсеры даже текст поменять не разрешают: его надо произносить буква в букву. Вот актеры и утратили навыки. Никому не нужна психология роли, внутренние монологи. Задача актера — отчетливо произнести слова. И лучше эти слова растянуть не на две минуты, как рекомендовалось раньше, а на десять–пятнадцать. О зрителе никто не думает. «Не нравится — переключи!»
Но беда в том, что и на другом канале то же самое. Вот актер и воображает о себе, что он сам и швец, и жнец. Двигаясь по кругам этого ада, где востребовано только умение внятно произносить текст, и попадая к режиссёру, который требует иного, актеры начинают сопротивляться. Режиссёр им мешает, становится неудобен. Выход один: деньги должны выделяться только профессионалам, как уже происходит в российской науке.
— Да, об этом и Бортко говорил…
— И это при том, что он работает в Государственной Думе. А как быть мне и другим? Это огромная проблема. Иногда мне даже с днем рождения человека поздравить неловко: сразу представляю, что он заподозрит меня в корыстном интересе…
— Вы мнительный?
— Я взрослый…
— А вы сами подозреваете людей в дружбе с вами из корыстных побуждений?
— Редко. Но к 50 годам я стал видеть больше, чем раньше.
— Заинтриговали…
— Я обнаружил, что существуют зависть и предательство. Раньше полагал, что, возможно, человек ошибся, не так понял. Многие считали меня везунчиком.
— А это не так?
— Да я ишак!
— Все же момент везения был, ведь не Петю с соседнего двора пригласили на главную роль в фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.»...
— Героя действительно несколько месяцев искали по всему СССР. После полутора месяцев репетиций и фотопроб оставшихся кандидатов пригласили на кинопробы и в результате выбрали меня. На последней пробе я сказал про себя: «Фигня! Всех порву!», при этом являясь вовсе не актером, а студентом электротехнического института. Конечно, мне повезло.
— Говорят, на съемках у вас возникли проблемы?
— Врут. До начала съемок я не видел на площадке ни одного известного актера — у меня не было ощущения, что все всерьез. Ну, дядька в очках, ну, пленку перезаряжают… И тут появляется Любовь Полищук. После фильма «31 июня» в нее влюбилось все мужское население страны, а я почти падал в обморок. И вдруг она вошла в павильон, загримированная под взрослую тетку с морщинами… Я подошел к ней: «А что вы тут делаете?» — «Как? В кино снимаюсь». — «Да какое это кино?!» И тут почувствовал за спиной такой холод, будто сзади открылся холодильник. Оборачиваюсь — стоит вся съемочная группа во главе с чудесным Эрнестом Викторовичем Ясаном, и у всех взгляд выражает примерно следующее: «Что ты сказал?! А ну иди сюда, козел!» И тут до меня дошло: это же реальная Полищук, реальный «Ленфильм», а я действительно играю главную роль! Что я мог подумать о себе в 17 лет? Конечно, ничего плохого! Вот и занесло. Однако ума хватило, да и ассистент режиссёра быстро и крайне доходчиво указал мне на мое место в искусстве…
— Вам приходилось сталкиваться с капризами на съемочной площадке?
— Масса нынешних молодых актеров, ведущих себя нагло, не понимает, что к 40 годам никто их уже снимать не будет. Есть, конечно, уникальные люди, например, Вячеслав Васильевич Тихонов, который на своей деликатной, очень изящной энергетике смог просуществовать всю жизнь. Мне кажется, актер должен жить ради того, чтобы выходить на сцену, нравиться людям. В этом смысле театр актеру необходим! Меня оценивали мои партнеры — Филиппов, Гердт, Соловей, Даль, Дмитриев, Роговцева, Ефремов, Пуговкин, Банионис, если, конечно, замечали. Так что, на мой взгляд, звездность — это болезнь, и она мне не интересна. Ты удиви меня на съемочной площадке, а не вынуждай полностью выстраивать твою роль на монтажном столе. Забавно, что после этого они говорят о себе: «Я крутой!»
— Вам не хочется вернуться к актерской профессии, сыграть роль в своем же фильме?
— Нет. Это ужасно. А если серьезно, то мне, как и любому актеру, нужен режиссер. Я не хочу сам все придумывать.
— Вы посмотрели «Левиафан»?
— Да. В моей жизни были встречи с высокими чиновниками, которые все как один говорили: «Ничего изменить нельзя!» Вот ради них и надо снимать такие фильмы. Но я против безысходности, отсутствия перспективы. Именно по этой причине кино Андрея Звягинцева — это не мое.
— В эти дни на Первом канале идет премьерный показ сериала «Тест на беременность».
— Производство сериалов — это чудовищно тяжелая работа. Конечно, если ты уважительно относишься к себе и зрителю. Прежде чем студия RWS обратилась ко мне, в режиссерском кресле сменилось два человека. На площадке я увидел глубоко погруженных в материал актеров. Полгода они «делали операции», «отделяли послед» — пусть бутафорский, но у настоящих фактически новорожденных детей! А актеру 25 лет, и он просто не знает, как надо брать ребенка.
— А почему вы не использовали кукол?
— Была одна, очень похожая на настоящего ребенка и жутко дорогая. Но актеры к тому времени успели превратиться в специалистов в области деторождения и кидались последами, фигурально выражаясь. Стали возникать конфликты. Я был не против полить кого-то кровью, но кино про богов, которые помогают появляться на свет новым людям.
— У вас двое детей. Вы сами присутствовали при их рождении?
— Я был с женой все время, но в самый главный момент вышел. Может быть, это эгоистично, но мне хочется видеть женщин ухоженных, а не в тапочках, на операционном столе или в бане. Так что я дистанцировался, но был рядом.
— Но чуть позже на руки взяли?
— Не смог. Я год отходил от шока, увидев Андрюшку цвета мокрого асфальта. Еще теща переживала: «Почему Вова так с сыном обходится?» А мне нужно было это просто пережить. Хотя я помогал, иногда даже в купаниях ребенка участвовал. С дочерью было уже легче.
— Чем сейчас занимается ваш сын?
— Он студент третьего курса юрфака. Крутой чувак! Как-то пришел ко мне на площадку, посмотрел и говорит: «Столько работы… А где деньги, папа?» — «Зато я удовольствие получаю». — «Я лучше заработаю, а потом буду удовольствие получать».
— Вы снимаете своих детей?
— Однажды снял сына в рекламе. Он понял, что это не его стихия. А девочку обязательно буду снимать: она уже актриса. Дочь успевает заниматься конным спортом, танцами, музыкой, английским…
— А вы верхом ездите?
— Просто прогуливаться верхом в лесу — одно удовольствие, но в манеже круги нарезать неинтересно! Свалюсь еще. В хоккей могу поиграть, в футбол. В кино хожу редко. Ничего хорошего не попадается. Вот «Аватар» — круто! Не сюжет, конечно, и не актеры. Но IMAX 3D переносит тебя в другую реальность. Это своего рода аттракцион.
— Как вы относитесь к играм вообще?
— Это мой самый страшный порок. Но я всегда играл только в футбол. Правда, в последнее время стал проигрывать. Может, дело в возрасте. У меня есть еще одно увлечение — Италия. Мы с женой шутим: «Один день — Микеланджело, другой — Дольче и Габбана, потом — Да Винчи и Валентино». В этом вся суть Италии.
Беседовала Анна Абакумова