Екатерина Сальникова
Павел Любимцев, заслуженный артист России, родился в Москве в 1957 году, закончил Высшее театральное училище имени Щукина. Работал в Ленинградском академическом театре комедии. С 1982 года по настоящее время — артист-чтец Московской государственной филармонии. С 1988 года — преподаватель кафедры мастерства актера в Щукинском училище. Лауреат Всероссийских конкурсов артистов-чтецов имени Гоголя и имени Пушкина. Ведущий программы НТВ «Путешествия натуралиста».
— ДО ТОГО как стать ведущим передачи «Путешествия натуралиста», вы были как-то связаны с природной тематикой?
— Я интересовался природой дилетантски, но на протяжении многих лет. Еще в детстве очень любил животных. Мы жили на Смоленской площади, что сравнительно недалеко от Московского зоопарка. И мама меня туда водила каждое воскресенье. Одно время я мечтал стать зоологом. Но из этой мечты ничего не вышло наверное, потому, что мой интерес к животным был скорее книжным, чем прикладным. Читать о животных, рисовать их с натуры и по памяти, смотреть на них мне было интересно, а вот препарировать лягушку — это мне как-то дико. Мое увлечение отошло на второй план. Но вот несколько лет назад мои знакомые, продюсеры Михаил Ширвиндт и Александр Коняшов, пригласили меня в маленькую пятиминутную передачу «Живые новости», которая шла в 7.35 утра по НТВ в виде выпуска новостей. Потом эта передача прекратилась после кризиса в 1998 году. Но перед этим возникла идея сделать мою авторскую программу, и в 1999 году началась работа. Так появились «Путешествия натуралиста».
— Как происходят съемки?
— В отличие от других передач мы включаем только свои эксклюзивные материалы.
— Это очень дорого?
— Дороговизна относительная. У нас маленькая группа, четыре человека. И мы снимаем то, что может видеть любой турист. Нам не надо снаряжать экспедицию в джунгли или в пустыню. Если же снимать животных в естественных условиях, надо уезжать на месяцы, и это стоит уже совсем других денег. Вот тогда это был бы невозможно дорогой проект.
— В процессе создания передачи вы сами пишите себе тексты?
— Обычно работа строится так. Мы приезжаем в какую-нибудь страну. Приходим в зоопарк, смотрим, снимаем. Вечером сажусь за книги, уточняю, сочиняю, что я буду рассказывать. На следующий день мы доснимаем животных и записываем мои синхронные рассказы о них в кадре. Но у меня нет готового текста. Я много импровизирую по ходу дела.
— К какому роду телепередач вы бы отнесли свою?
— ТВ может либо просвещать, либо развращать. На мой взгляд, наша передача привлекательна тем, что она нормальная. Мы стараемся просвещать.
— А что вы подразумеваете под развратом на ТВ?
— Я имею в виду не что-то особенно безнравственное. Но все эти викторины с желанием «на халяву» что-то выиграть, ответив на ерундовые вопросы, все эти боевики кромешные, мыльные оперы, бесконечные ток-шоу — это развращает. Если вспомнить Заболоцкого, душа тут в основном не трудится. Вообще есть опасность в излишней цивилизованности. Если ребенок с раннего детства считает на калькуляторе, он таблицу умножения знать не будет. Нужна ли ему таблица умножения? Может быть, и нет, но, на мой взгляд, нужна. Человек должен уметь грамотно писать, должен читать книги, думать сам. Если человек читает книгу, он должен сосредоточиться, затратить определенные душевные усилия.
— Для вас природный мир в основном светел? Некоторые другие передачи, например «Диалоги о животных», показывают жизнь природного мира как бесконечный конфликт, борьбу за выживание…
— Так оно и есть. Хищники должны убивать, чтобы питаться. Есть и борьба за территорию, и многое другое. Всем правит его величество Инстинкт. Но при этом мир животных целесообразен. Этим он отличается от человеческого. У животных простые ясные души. Животное не бывает бессмысленно жестоко. Да, крокодил должен убить антилопу, чтобы съесть. Бывают случаи, когда сильные птенцы выбрасывают из гнезд более слабых. Выживает сильнейший. Но животные не свирепы. Чудовищные бессмысленные жестокости, которыми изобилует история человечества, Природе не свойственны. И в нашей передаче я стараюсь избегать жестоких сцен.
— Но ведь они все-таки существуют в природе? Сами вы их видели?
— Немного, но видел. Например, когда мы были на острове Бали. Там гигантских варанов на ферме рептилий кормят живыми утками. Мы это даже сняли. Но дальше я топал ногами и кричал, чтобы в передачу материал не попал, потому что его просто страшно смотреть. Конечно, варану надо есть. Но я себя представляю на месте утки, и мне становится совсем не весело… Кроме всего прочего такой сюжет вызывает совершенно нежелательные, неадекватные чувства — вот, какая сволочь, этот ящер! А он совсем не сволочь, он просто ящер, вот и все!
— Как вы относитесь к новейшей тенденции показывать сцены спаривания животных, что выглядит достаточно брутально?
— На мой взгляд, это просто не слишком эстетично. И если уж подобные эпизоды показывать, то они больше подходят для научных программ, а не для популярных. Есть вещи, которые массовой аудитории совсем не обязательно видеть. Животные тоже имеют право на свою интимную жизнь.
— Пока вы делаете «Путешествия натуралиста», ваши представления о природном мире как-то изменились?
— Я познакомился с животными, которых редко встретишь в зоопарках, да и в природе — тоже нечасто. В зоопарках Бельгии и Голландии я увидел окапи — лесного жирафа. На жирафа он совершенно не похож, у него нормальная шея, он темно-коричневый, с полосатыми крупом и задними ногами. Но это ближайший родственник жирафа, у него похожие рожки, длинный язык, форма головы. Еще я видел ламантина — водное животное, похожее внешне на моржа. Но на самом деле это ближайший родственник слона, его называют морской коровой или сиреной. Снимать их оказалось очень трудно, поскольку в павильоне было жарко и влажно и оператор боялся, что камера может запотеть и испортиться. Но вот сейчас, возможно, мы поедем во Флориду, в Майами, там большой океанарий, и есть надежда снять ламантинов поудачнее.
— Говорят, животных трудно переиграть, они артистичнее человека.
— Они очень естественны. На острове Бали мы снимали в обезьяньем лесу, где живут макаки, которые любят, чтобы их угощали сушеными бананами, арахисом. И вот я стою в кадре и рассказываю историю из индийского эпоса «Рамаяна» про обезьяньего генерала Ханумана. При этом меня обсели пять обезьян — они лезут ко мне в карманы, я даю им орехи, как-то с ними общаюсь. Эти кадры вызывают восторги у всех, кто их видел. Но историю из эпоса «Рамаяна» не услышал никто. Все смотрели на обезьян.
— Люди часто сравнивают себя с животными. На ваш взгляд, человек сильно отличается от зверя?
— Человек, несомненно, отделен от всего остального природного царства. Может быть, он и произошел от обезьяны. Думаю, здесь прав Дарвин. Но это не исключает и божественного промысла. Почему-то оказалось, что некие потомки обезьяноподобных давних жителей планеты наделены сложной душевной организацией. Это тайна! Иначе как волей создателя это не объяснишь. Хотя эволюция, конечно, происходит. Известно, что Дарвин в конце жизни каялся и сожалел о чрезмерном материализме своей теории. Вообще Дарвин, при том, что являлся эволюционистом, не был атеистом, насколько я знаю. Или Павлов — человек, который занимался условными рефлексами, высшей нервной деятельностью животного. А между тем он был глубоко верующим человеком. Одно другому не мешало. Тут никакого непримиримого противоречия нет. Не надо же думать, что бог действительно вылепил человека из глины. Но некий импульс, загадочное превращение было — и это похоже на деяние Господа Бога. Все в воле Бога, и эволюция в том числе.