Беседовала Ирина Мак, 10 июня 2009 г.

НОВОСТЬ

08:10, 11.09.2024

Стало известно, кто из актеров сыграет любимых персонажей в фильме «Буратино»

Стартовали съемки картины.

На юбилее кафе «Пушкин» в битком забитом зале первого этажа под неумолкающий гул светской болтовни Фанни Ардан спела «Натали» Жильбера Беко и прочла Пушкина и Цветаеву. А назавтра дала обозревателю «Недели» Ирине Мак интервью, объяснив, зачем, собственно, прилетала в Москву.

«В прежней жизни я была русской»

Мак: Ваши впечатления от торжества в «Пушкине»?

Ардан: Это было замечательно! Все так, как я себе представляла, чисто по-русски. Мне и хотелось, чтобы была такая обстановка кабаре, чтобы была толпа народу, шум, гам и кто-то спрашивал: «Кто эта тетка на сцене?»

Как раз после вчерашнего вечера я поняла, почему именно меня позвал Андрей Деллос (известный московский ресторатор, владелец кафе «Пушкин». — «Неделя») на празднование этого юбилея. Он поступил как поэт. В старые времена люди ходили в кабаре, валяли дурака, такими идиотами себя выставляли… И это совсем не страшно. Знаете, у меня всегда было собственное представление о том, что такое русская трапеза. Это такое место, где каждый может встать, прочесть стихотворение, спеть песню, и все это будет чистая импровизация, идти от сердца и легко. Это — одно из самых ярких проявлений той разницы, которая существует между русскими и французами. Французы — здравомыслящие, рассудительные, может быть, несколько застенчивые. А русские гораздо более спонтанны во всех своих проявлениях. Только в России я наблюдала людей, которые могли бы встать и что-то сказать такое очень интимное, сердечное в тосте — то, от чего дух захватывает.

Мак: Но вы-то француженка.

Ардан: Да, но я воспитана отцом, для которого другой человек — это всегда святое, и надо сделать все, чтобы этому человеку было хорошо. И меня здесь приняли как королеву. А может быть, все дело в том, что в своей предыдущей жизни я была русской.

Мак: Вы сказали, что на этом празднестве впервые пели публично. Но в фильме «Восемь женщин» вы тоже пели. Или это были не вы?

Ардан: Пела, этого требовал Франсуа Озон (режиссер фильма «Восемь женщин». — «Неделя»). Но то было кино. Вот вы же поете в ванной? А петь в душе — то же самое, что петь перед камерой. Тогда как петь на сцене, перед публикой — это похоже на безумие.

Мак: Вы читали вчера «Письмо Татьяны». Вам близка пушкинская героиня?

Ардан: Скорее, герой. В «Евгении Онегине» я больше всего люблю самого Онегина. Мне говорят, он разрушает все, что любит. А по-моему, он просто пытается быть честным в любви. И в конце концов лучше самому разрушить свою любовь, чем потерять ее по чужой вине.

Вообще, Пушкин мне очень близок. Мне кажется, это единственный поэт, у которого не скучно читать описания природы. И я не удивлюсь, если выяснится, что французские писатели черпали вдохновение в его стихах, и, скажем, ирония Бальзака по поводу девушек, которые пытаются подцепить жениха, — тоже от Пушкина.

«Не могу сосредоточиться на еде»

Мак: Должна вам сказать, что на Пушкинской площади было место, действительно связанное, в отличие от ресторана, с именем поэта, — здесь стоял двухэтажный дом с кафе-молочным, в котором когда-то было заведение, а в нем выпивал Пушкин.

Ардан: Получается, что Андрей Деллос очень точно схватил атмосферу этого места и смог ее возродить. А через 100 лет скажут, что именно в этот ресторан ходил Пушкин.

Мак: Уже говорят.

Ардан: И мне это нравится. Потому что в ресторане меня всегда больше волнует атмосфера, чем еда. Еда для меня вообще не главное, я не могу на ней сосредоточиться и всегда ем одно и то же. Хотя русские блюда люблю.

Мак: Что именно?

Ардан: То же, что все: борщ, пирожки, картошку, водку… У меня в холодильнике всегда стоит банка с малосольными огурцами, и даже если ничего другого там нет, — я вижу эту банку и думаю, что спасена.

Мак: Зная о вашей любви к русской литературе, я с удивлением обнаружила у вас в фильмографии лишь один фильм по произведению нашего классика — «Три сестры» в постановке Маргарет фон Трота. В этом осовремененном сюжете вы сыграли Ольгу.

Ардан: Я сыграла старшую сестру. Но в этих «Трех сестрах» пьеса Чехова — скорее повод для фильма, чем основа сюжета. Это другая история. Вы будете смеяться, но в молодости я мечтала сыграть князя Мышкина. Как-то мне предлагали роль Любови Андреевны Раневской. Но мне всегда очень хотелось сыграть героиню «Чайки» — я забыла, как ее зовут, любовницу Тригорина...

Мак: Аркадина?

Ардан: Да-да, Ирина Аркадина. Пока мне ее никто не предложил, но я надеюсь, все впереди.

«Не верю в счастье как в процесс»

Мак: Вы реагируете на все вопросы так эмоционально, что кажетесь революционеркой.

Ардан: Революционерка? Не знаю. Но меня действительно переполняет ярость — по самым разным поводам. Не страсть, а именно ярость. Вчера на пресс-конференции меня спросили, как мне удалось сохранить такую физическую форму и часто ли мне для этого приходилось сидеть на диете. А я ответила: «Никогда. Потому что меня съедает изнутри ярость, и она не дает мне поправляться».

Одно из самых ненавистных для меня слов — «смирение». Ненавижу, когда мне говорят: «Ну ладно, наплюй ты на это, ты все равно ничего не изменишь...» Я знаю, что мне не удастся изменить мир, но и миру не удастся изменить меня.

Мак: Среди ваших героинь есть великие женщины — Мария Каллас, Сара Бернар… Но совсем нет счастливых. Когда-то вы сказали, что счастье для вас в жизни — вообще не главное. До сих пор так считаете?

Ардан: Да, ничего не изменилось.

Мак: А тогда ради чего стоит жить?

Ардан: Правда, честность — вот в чем смысл. Надо хотеть в жизни всего — любви, искусства, успеха. Надо хотеть что-то создать и уметь за это платить. Конечно, я бы очень хотела быть счастливой, но если требуется оплачивать счастье какими-то частями себя — ну, вы меня понимаете, как-то себя продавать, менять, идти на серьезный компромисс, — я не согласна.

Понимаете, я не верю в счастье как в некий процесс. Для меня счастье — миг, как вспышка. И надо уметь поймать, уйти в него, отдаться и покориться. Будто ангел прилетел, похлопал вас по плечу и сказал: «Давай, чувствуй!» И я всегда помню о каждом таком моменте, в них надо погрузиться и не портить их ни плохим настроением, ничем.

Мак: Ваши дочери принимают эту вашу жизненную философию?

Ардан: В какой-то мере. Они, все три, подвержены очень глубоким переживаниям, им непросто жить. Темная и светлая стороны все время борются в них.

Мак: Как в «Трех сестрах». Никто из них не стал актрисой?

Ардан: Нет. Для меня они все очень умны, с ними можно и хочется общаться. А когда есть диалог — это самое главное. И у всех трех очень разные вкусы в литературе, можно обсуждать самые разные вещи.

Мак: Для этого вы должны читать все, что читают они.

Ардан: Конечно, и можете себе представить, сколько у меня на это уходит времени. Но я сама этого хотела — на все праздники, на Рождество, дни рождения я всегда дарила им книги и диски. И вот результат.

«Умереть от любви — это как волшебство»

Мак: Вы недавно сняли свою первую картину — фильм «Пепел и кровь», по роману албанского писателя Исмаила Кадаре. Действие там происходит в Румынии — неожиданный выбор.

Ардан: Если быть точной, действие происходит в Трансильвании. Мне трудно говорить об этом фильме до премьеры — в Париже он выйдет на экраны 2 сентября. Надеюсь, его ждет долгая счастливая экранная жизнь. Фильм — как бутылка в море, это приключение, которое может закончиться чем угодно. А что касается моего режиссерского дебюта, то могу сказать, что я очень боялась актеров.

Мак: Они вас не слушались?

Ардан: Кто-то — не слишком. А некоторые были, как скрипка Страдивари, я им говорила «быстрее, лучше» — и они исполняли. Но сами по себе эти съемки были тем самым моментом абсолютного счастья, о котором я говорила. Несмотря на все сложности процесса и микроскопический бюджет.

Мак: Не могу не вернуться к фильму «Соседка» — первому вашему известному фильму. Было ли для вас насилием над собой — играть женщину с такой, в общем, страшной судьбой?

Ардан: Нет, что вы. Эти съемки были как праздник, с начала и до конца. Потому что умереть от любви — это как волшебство. Я делала все, что мне предлагалось, и вспоминаю об этом с восторгом.

Мак: Вы были как глина в руках Трюффо?

Ардан: Можно сказать и так. Франсуа Трюффо прислал мне синопсис фильма, довольно подробный — такой сценарий без диалогов. Я его прочла. Трюффо спросил, есть ли у меня вопросы. Я сказала: «Нет». И каждое воскресенье он мне порциями присылал диалоги — для работы. И снова спрашивал: «Есть вопросы?» — «Нет». Мне все казалось совершенно понятным и очевидным. А он говорил: «Господи, какая прелесть!» Помню первую сцену, которую мы снимали, — когда я жму руку Жерару Депардье. Я очень легко вошла в атмосферу фильма. Думаю, истинным, обязательным свойством великих режиссеров является то, что никакого напора с их стороны не чувствуется. Просто мы попадаем в некую атмосферу, в пространство этих людей, в нем живем — и чувствуем себя прекрасно.