Дочери Юрия Кузнецова пришлось рано повзрослеть
Пока актер снимался в сериале «Курортная полиция», Саша сделала в квартире ремонт.
Несколько лет назад в семью известного актера Юрия Кузнецова пришла беда: ушла из жизни любимая жена Ирина. Опустить руки, замкнуться в себе он не мог, ведь рядом была дочь. Юрий Александрович души не чает в умнице и красавице Саше. И дочь отвечает ему тем же: пока актер снимался на Украине в сериале «Курортная полиция», она, чтобы порадовать отца, сделала в их квартире ремонт.
– Как ты решилась?
– Я только окончила 10-й класс, впереди еще были экзамены, но затеяла ремонт, хотя все меня предупреждали: «Не связывайся с ремонтом, тебе не осилить!» Знакомая помогла найти хорошую бригаду, соседи – художники, здорово помогли с дизайном. Все лето я проездила по магазинам и ежедневно контролировала процесс.
– Как ты себя чувствовала, тратя такие крупные суммы?
Саша: Было очень непривычно! Помню SMS с текстом: «На вашу карту перечислена такая-то сумма». Тратила ее за день-два. Я ведь и обстановку полностью поменяла – оставила только картины, буфет и комод.
– Когда ты ощутила себя взрослой?
Саша: Лет в десять. Мне стало неинтересно со сверстниками – я предпочитала общество знакомых моих родителей.
Ю. А.: Ей было три года, когда мы вместе поехали в Оренбург на съемки «Русского бунта». Юра Беляев и Сережа Маковецкий ее нянчили. Зачем ей сверстники?
Саша: Я отчетливо помню, как Маковецкий пел мне песни, укачивал. В маленьком гостиничном номере отмечали мой день рождения. Народу набилось!
Юрий Кузнецов: «Дом, семья – вот мои приоритеты»
– Папа тебя баловал?
Саша: Пытался, но я не поддавалась! В магазине родители предлагали выбрать все, что пожелаю. А я ни в какую!
Ю. А.: Она вообще никогда ничего не просила!
– А в зоопарк, музей вместе ходили? Родительская любовь – это ведь не только подарки.
Ю. А.: В зоопарк не ходили, а в музеи – да, особенно когда жили в Пушкине.
Саша: Я вам открою секрет: у папы всю жизнь был пунктик – канцелярские и книжные магазины. Заглянув туда, он полностью выпадал из жизни. А не так давно я в Москве увидела книжный, и внутри что-то защемило. Брат меня одернул: «Саша, не становись Кузнецовым!» А я была счастлива!
– С папой тяжело было по улицам ходить?
Саша: Очень. Особенно раньше. Его хватали за плечи и орали: «Пойдем выпьем!»
Ю. А.: Она, маленькая, шла впереди и оберегала меня от постороннего внимания.
Саша: Если папа рассказывал про кино, то мама – обо всем остальном. Особенно я любила ее рассказы об искусстве. Кстати, сейчас поймала себя на мысли, что у меня нет отдельных впечатлений о маме и о папе, – они всегда вместе. Папина слава не имеет значения: для меня он просто папа. Правда, приходя с работы, он часто не может переключиться. Тогда я тормошу его и напоминаю: ты папа, а не актер!
– Прочитала, что у Кузнецова тяжелый характер. У меня это как-то не стыкуется…
Ю. А.: С некоторых пор стал понимать: если я кому-то неугоден, значит чего-то стою. После «Улиц разбитых фонарей» я снимался в сериале «Опера. Хроники убойного отдела», а потом – в «Литейном, 4». Отсняв первые серии, мы ушли в отпуск. Подходит время съемок, я начал учить текст, а телефон молчит. Звоню партнерам по сериалу: «Ой, Юрий Александрович, сами не понимаем». Созвонился с продюсером и получил какой-то странный ответ: «Я маленький человечек – не знаю, что происходит». И только потом я понял, что меня заменили другим актером. Самое обидное в этой ситуации – ложь. Ну, не понравилось вам работать со мной – так и скажите.
– А из-за чего возник весь сыр-бор?
Ю. А.: Меня не устраивали тексты, которые для «Литейного» писали сценаристы – совсем еще мальчики, ничего не смыслящие в работе милиции. Не нравилось, что каждую серию снимал новый режиссер, не обращавший внимания на сделанное до него.
«По характеру я ни на кого не похожа. А вот внешне я папина дочка»
– На вашем счету много персонажей – сотрудников правоохранительных органов. Роль в фильме «Мой друг Иван Лапшин» – одна из самых запоминающихся.
Ю. А.: А ведь сначала я пробовался на главную роль. Мне было лет 35, я работал в Хабаровском драматическом театре вместе с моей первой женой Валентиной. Утром – «Бременские музыканты» и прочие «зайчики», вечером – Островский и Толстой. За халтуру зрители могли и освистать. Приехал Виктор Федорович Аристов, второй режиссер у Германа. Он искал актеров для нового фильма, отсмотрел сотню претендентов. Оказалось, нужен был актер, который единожды выстрелит в их фильме, а потом просто исчезнет из кино.
– Как Толоконников после роли Шарикова.
Ю. А.: Эта роль ему жизнь поломала. Бортко хотел его снимать в роли военного, но через пару дней сказал: «Извини, не могу… Ты Шариков».
– Но у Андрея Болтнева и у вас все произошло иначе.
Ю. А.: Слава Богу! Так вот, Аристов пришел в театр, чтобы посмотреть фотографии актеров. Вызвали меня, мы поговорили. Точнее, говорил я, а он внимательно на меня смотрел. На следующий день мы полетели в Ленинград, три дня репетировали в декорациях: комнатка со старыми фотографиями, кровать, герань на окне. Это очень грамотный режиссерский ход, заставляющий актера почувствовать энергетику времени. Но тогда я не понимал масштаба. Однажды он захотел переснять какую-то сцену, но я отказался: «Мне на самолет: завтра днем спектакль в Омске играть». Еще, помню, в перерыве пошли с Андрюшей Болтневым обедать в столовую на «Ленфильме», а там барышни-ассистентки: «Ну, понятно: тот, что высокий, герой! А этот? Ни кожи, ни рожи».
– Не обиделись?
Ю. А.: Я всегда относился к себе критично. Моя жена была красавицей. Режиссеры, предлагавшие ей роли, увидев меня, сильно удивлялись: «Это ее муж?! И что нам прикажете с ним делать?» Но для меня это было лишь сигналом к тому, что надо тщательнее работать над ролью. Кстати, после «Колье Шарлотты», где я сыграл парня с полным набором уголовных статей, мне предлагали исключительно бандитов – так достоверно получалось.
«Папа предоставил мне полную свободу действий. Попросил только не трогать потолок».
– А когда вы поняли, что нужно перебираться в Ленинград?
Ю. А.: Несколько месяцев мы с Олегом Басилашвили, снимаясь в «Противостоянии», были соседями, делили на двоих один умывальник. Не помню, говорил ли я ему о своей мечте, но позже узнал, что Басик просил за меня Товстоногова в БДТ и Акимова в Театре комедии. Год я прожил в Ленинграде без семьи, в крошечной комнатке на шестом этаже в театре Акимова. Играть спускался в тапочках. На меня смотрели презрительно: зачем его вообще взяли – и читает плохо, и звуки произносит не четко.
– Что вам ближе – кино или театр?
Ю. А.: В кино сниматься легко – наливай да пей. Правда, бывают исключения. В том же «Противостоянии»: актер опаздывает, а режиссер Аранович приказывает: «Поехали! Бегом за нами побежит». И все, машину завели и никого не ждали. Такой же Сергей Снежкин, у которого я снимался в фильме «Невозвращенец». Меня поселили в гостиницу, где не было ни радио, ни телевидения, только голые стены – якобы для того, чтобы я глубже прочувствовал своего героя. «Сережа, вообще-то я могу все это сыграть, зачем мне трущобные условия?» Но нет! Не понимаю этого до сих пор.
– А когда Мармеладова играли, в трущобах не жили?
Ю. А.: Мармеладов – сладостная роль! Как-то снимали сцену в парке Академии художеств. Я на скамейке, напротив ассистенты сидят, как в кино пришли! А у меня 17 минут текста Достоевского! Господи, да я с ним ночевал! Оказалось, ассистентки должны были мне подсказывать, а я ни разу не ошибся!
Саша: В течение трех месяцев достучаться до папы было невозможно. Он приезжал со съемок на дачу, мы тихонечко ставили перед ним еду и неслышно испарялись.
Ю. А.: Нет, эта работа была в удовольствие! В сцене, в которой мой герой умирает, Светлана Смирнова, моя жена по фильму, должна была сесть на мою кровать. Я руки-то вдоль тела протянул, ну она на одну и села. Я стал ее щипать. Она: «Юрка, ты сыграл – дай мне сыграть!», а я все щипаю… А наш замечательный гример приклеила силиконовые накладки, изображающие кровь, мне на грудь. На площадке их отлепить не смогли, поэтому пришлось дома отрывать вместе с кожей.
Саша: Мама каждые пять минут подбегала: «Юра, все в порядке?» Если бы папа мог отделять себя от героя, было бы замечательно! Помню, в Суздале попала на съемки ужасной сцены в фильме «Царь», когда поджигают церковь. Папа сидел на коне, и вдруг как закричит: «Уйди вон!» Не мог он играть в моем присутствии! Я очень обиделась. Там же, в Суздале, захожу в гримерку и вижу клочья ваты, испачканной кровью. Испугалась ужасно! Побежала сломя голову, даже в кадр влезла. Оказалось, лошадь дернулась и головой ударила папу чуть ниже носа. На сантиметр выше – и перелом был бы неизбежен.
– У вас есть еще один знаковый фильм – «Брат». Как вы туда попали?
Ю. А.: Я Балабанову сразу сказал: «Ты на профиль мой посмотри – какой я Гофман?» – «Так ты из тех, которые еще при Петре приехали…» Так и начал работать. За все время он сделал мне единственное замечание. Когда мы с Данилой прощаемся, мой герой вытаскивает из кармана белый платок. Балабанов из-за камеры: «Откуда?! Кто дал тебе белый платок?» Конечно, потом я сообразил, что он должен быть серым. Когда прочитал сценарий, сразу понял, что мой герой – очень конкретный человек, здесь есть над чем подумать.
– Кто мог представить, что фильм станет культовым!
Ю. А.: Балабанов умел организовать пространство. На премьере в Доме кино мы сидели с Андрюшей Краско. Помните сцену прощания с Данилой, когда он уходит, а мой герой не оборачивается? «А почему ты не повернулся к нему? – спросил Андрей. – Это же такой штамп, все рыдали бы!»
– А с Сергеем Бодровым вы общались вне кадра?
Ю. А.: Часто пишут: «Дружат семьями, домами…» На самом деле ничего этого нет. Есть общение, но у каждого своя жизнь. Дом, семья – вот приоритеты. Нет, по молодости, конечно, было всякое, но когда стал постарше…
– Но с Настей Мельниковой вы же общаетесь?
Ю. А.: Да, она крестная Саши.
Саша: Настя всегда была нам родным человеком. Однажды папа участвовал в прямом эфире, и зрители задавали вопросы по телефону. Звонит дама: «Здравствуйте! А вы знаете, что Юрий Александрович – отец моего ребенка?» Мама расстроилась, а папа начал ржать! Он сразу понял, что это Настя – она любит такие приколы.
С женой и дочерью: «Вместе нам было интересно»
– Ты скучаешь по маме?
Саша: Мне ее безумно не хватает. Не в смысле «готовить, стирать» – это я и сама умею, а в мелочах: молоко принести, когда болею, не хватает ее холодца, морковки, тушеной в сливках… У меня хранится тетрадь рецептов, которыми я, наверное, никогда не воспользуюсь, поскольку почерк у мамы, как у врача…
Ю. А.: Ирочка страдала диабетом, лекарства ослабили иммунитет и случился инсульт. Врачи говорили, что ситуация тяжелая, но я не хотел верить. Вечером навестил Иру в больнице, а ночью раздался звонок… Ей было всего 54 года. Саша сжалась, как пружина, и на похоронах не проронила ни слезинки. Я тоже взял себя в руки. Случилось неизбежное, но надо жить дальше… Саша убрала Ирочкины фотографии, чтобы не бередить душу ни себе, ни мне. Ее собранность и житейская мудрость меня потрясли. В те страшные дни я прятался за ней, а не она за мной.
С Ирой мы познакомились в той ужасной гостинице без удобств, про которую я рассказывал. Она жила там с сыном, которому требовалось лечение в Институте крови. Я вошел в холл в забрызганном грязью длинном белом плаще, уставший после съемок. Конечно, она меня узнала: в свое время смотрела фильм «Точка возврата», где я играл командира корабля. «Вот это мужик!» – восхитилась она. Мне было 45 лет, ей – 36. Нам было интересно друг с другом. Из-за болезни сына она ушла из Эрмитажа, где много лет проработала искусствоведом. Денег у нас было немного, скитались по съемным квартирам. Как-то под Новый год мы поехали в деревню под Ярославлем, где остался полуразрушенный домик. И задержались там почти на год. Мы были счастливы! Пекли картошку в печке, часами гуляли: на Волге красивые места… Там мы и Сашу зачали.
– А вы помните день, когда она родилась?
Ю. А.: Мы повезли Иру в роддом на Чернышевскую, но там ее не взяли из-за возраста. Поехали куда-то за Купчино. В отделении врач у меня спросил: «Хотите на родах присутствовать?» А у меня завтра спектакль «Бешеные деньги» – три часа текста! Раздается третий звонок и тут… «Кузнецов, тебя!» Теща моя сообщает: «Юра, у тебя дочка!» Тут бы стакан впору, но я пошел на сцену. А вот когда моя первая дочь Наташа родилась, актеры вытащили на сцену царское кресло, найденное в декорациях, и дали в руки пивную кружку, полную водки.
– И?
Ю. А.: Выпил и пошел домой!
– Вы общаетесь с Наташей?
Ю. А.: Всю жизнь ей помогаю. Когда мы разошлись с ее мамой, Наташа была уже взрослая и правильно все поняла. У меня и внук есть, ему 19, учится в мореходке. Такой упорный мальчик: знает, чего хочет. Дружим мы и с Лешей, сыном Ирочки. Он стал музыкантом.
Саша: Для меня всегда было интересно, каково это – иметь дедушку? Поэтому всю свою любовь я перенесла на брата, даже имя его с придыханием произносила.
Ю. А.: Когда я впервые услышал «деда», не понял: это к кому? В смысле я – «деда»? Внук Коля всего на год старше Саши. Вот так бывает…
Беседовала Анна Абакумова
Милош Бикович раскрыл, как с рождением сына изменилась его жизнь
Юрий Кузнецов
Советский и российский актер театра и кино.
Читать